Книга 12 правил жизни. Противоядие от хаоса - Джордан Питерсон

Я отбросил многое из своего прошлого. В маленьком городе все знают, кто ты. Ты волочишь за собой прожитые годы, как бегущая собака — банки, привязанные к хвосту. Ты не можешь сбежать от того, кем ты был. Слава богу, не все тогда фиксировалось онлайн, но точно так же хранилось в озвученных и не озвученных ожиданиях и в человеческой памяти.

Когда переезжаешь, все повисает в воздухе, хотя бы на короткое время. Это стресс, но в хаосе рождаются новые возможности. Люди, включая вас самого, не могут ограничить вас старыми представлениями. Вы выбиваетесь из проторенной колеи и можете проложить новую дорогу с людьми, нацеленными на лучшее. Я думал, что это естественное развитие. Думал, что каждый, кто переехал, приобретет и будет желать приобрести подобный опыт Феникса. Но так было не со всеми.

Однажды, когда мне было лет 15, я с Крисом и другим другом, Карлом, поехал в Эдмонтон, город с населением 600 тысяч человек. Карл еще никогда не бывал в крупном городе. Это было необычно. От Фэрвью до Эдмонтона — путешествие длиной 1300 километров. Я проделывал его много раз, иногда с родителями, иногда без. Я любил анонимность, которую обеспечивает город. Любил новые начинания. Любил сбегать от убогой и тесной подростковой культуры родного городка. И я убедил двух своих друзей проделать это путешествие. Но у них не было того же самого опыта. Как только мы приехали, Крис и Карл захотели купить немного травки. Мы направились в ту часть Эдмонтона, что была точь-в-точь как худший район Фэрвью. Мы нашли таких же вороватых уличных торговцев марихуаной. Мы провели уикенд, напиваясь в номере отеля. Хоть мы и преодолели большое расстояние, мы никуда не ушли.

Через несколько лет я столкнулся с еще более вопиющим примером. Я переехал в Эдмонтон, чтобы окончить бакалавриат. Снял квартиру вместе с сестрой, которая училась на медсестру. Она тоже была легка на подъем. Через несколько лет она уже сажала клубнику в Норвегии, устраивала сафари по Африке, контрабандой перевозила грузовики через заполненную враждебными туарегами Сахару и нянчила осиротевших детенышей горилл в Конго... У нас было уютное гнездышко в новом небоскребе, выходящем на широкую долину реки Северный Саскачеван. Нашим горизонтом была небесная линия города. В порыве энтузиазма я купил красивое новенькое пианино Yamaha. Место было симпатичное.

До меня долетели слухи о том, что Эд, младший кузен Криса, тоже переехал в город. Я подумал, что это хорошо. Однажды Эд позвонил, и я пригласил его в гости — хотел узнать, как он поживает. Надеялся, что он раскрыл хотя бы часть того потенциала, который я в нем когда-то увидел. И Эд нарисовался. Он был старше, плешивее и сутулее. Он гораздо больше походил на молодого взрослого, дела у которого идут не очень, чем на подающего надежды юнца. Его глаза были в предательских красных прожилках, выдающих укурка. У него были подработки — он косил газоны и время от времени трудился в саду. Отличный вариант на неполный день для университетского студента или для того, кто явно не способен на большее, но убогое занятие для того, кто действительно умен.

Он пришел в сопровождении друга, и этого друга я как раз запомнил. Тот был под кайфом, обдолбан, укурен по самое не могу. Его голова и наша цивильная квартира едва ли могли сосуществовать в одной Вселенной. Моя сестра была там. Она знала Эда. Она видела такое и раньше. Но я все равно был не в восторге от того, что Эд привел к нам домой этого персонажа. Эд сел. Его друг тоже сел, хотя, возможно, сам того не заметил. Это была трагикомедия. Даже будучи укуренным, Эд все равно был смущен. Мы глотнули пива. Друг Эда смотрел прямо перед собой. «Мои частицы рассеяны по всему потолку», — выдавил он из себя. Точнее и не скажешь. Я отвел Эда в сторонку и вежливо сказал ему, что он должен уйти. Я сказал, что он не должен был приводить с собой этого никчемного ублюдка. Он кивнул. Он понял. Но стало только хуже.

Через некоторое время его старший кузен Крис написал мне письмо о чем-то подобном. Я включил его в свою первую книгу, «Карты смысла: архитектура верования», опубликованную в 1999 году. «У меня раньше были друзья, — сказал он62. — Те, кто презирал себя достаточно, чтобы простить и меня за такое же качество».

Что мешало Крису, Карлу и Эду, или (того хуже) что лишало их желания сменить друзей и улучшить обстоятельства своей жизни? Было ли это неизбежным следствием их собственной ограниченности, зарождающихся болезней или прошлых травм? В конце концов, люди значительно различаются по причинам структурным и детерминистическим. Люди различаются по интеллекту, который во многом является способностью учиться и меняться. У людей очень разные характеры. Одни активны, другие пассивны. Кто-то тревожен, а кто-то спокоен. На каждого целеустремленного найдется лентяй. Эти различия являются неотъемлемой частью личности — в такой степени, которую даже трудно представить. А ведь еще может иметь место болезнь, психическая и физическая, диагностированная или незаметная; она еще больше ограничивает и формирует наши жизни.

Когда Крису было за тридцать, у него случился острый психоз после многолетнего заигрывания с безумием. Вскоре он покончил с собой. Сыграло ли свою роль избыточное употребление марихуаны или это было оправданное самолечение? В конце концов, в штатах, таких как Колорадо, где марихуана легализована, снизилось потребление наркотических обезболивающих по назначению врача63. Возможно, травка Крису помогала, а не мешала. Возможно, она облегчила его страдания, а не усугубила психическую нестабильность. Может, это нигилистская философия, которую он в себе взращивал, привела его к срыву? Был ли нигилизм следствием настоящей болезни или логическим обоснованием его нежелания нести ответственность за свою жизнь? Почему Крис (и его кузен, и другие мои друзья) постоянно выбирал людей, которые, как сам он понимал, не были для него хороши?

Иногда, когда люди низко себя оценивают или, возможно, когда они отказываются брать ответственность за свою жизнь, они выбирают нового знакомого точно такого же типа, как тот, что уже доставлял неприятности в прошлом. Такие люди не верят, что заслуживают лучшего, и не ищут его. Или, возможно, они не хотят неприятностей, связанных с этим самым лучшим. Фрейд называл это вынужденным повторением. Он думал об этом как о бессознательном побуждении повторять ужасы прошлого — иногда, возможно, чтобы сформулировать их более четко, иногда чтобы попробовать более активно с ними справляться, а порой, возможно, потому что не видно иных альтернатив.

Люди создают свои миры с помощью подручных инструментов. Неисправные инструменты порождают неисправные результаты. Постоянное использование одних и тех же неисправных инструментов дает одни и те же неисправные результаты. Вот так те, кто не смог научиться у прошлого, обрекают себя на его повторение. Отчасти это судьба. Отчасти это неспособность к иному. Отчасти это... нежелание учиться? Отказ учиться? Мотивированный отказ учиться?

Спасая проклятых

Люди выбирают друзей, которые для них не хороши, и по другим причинам. Иногда так происходит, потому что им хочется кого-то спасти. Это более типично для молодых людей, хотя импульс сохраняется и среди более взрослой публики, которая слишком склонна к соглашательству или осталась наивной и добровольно слепой. Вы можете возразить: «Ведь это правильно — видеть в людях лучшее. Величайшая добродетель — желание помочь». Но не всякий, кто терпит неудачу, — это жертва, и не каждый, кто оказался на дне, хочет подняться, хотя многие хотят, и многим это удается. Тем не менее люди часто принимают или даже усиливают свои страдания, так же, как и страдания других, если могут предъявить их как свидетельство вселенской несправедливости. Среди угнетенных нет недостатка в угнетателях, даже если, учитывая их низкую позицию, многие из них — всего лишь пародии на тиранов. Это самый очевидный выбор в конкретный момент, хотя в длительной перспективе это настоящий ад.