Книга Невеста княжича - Властелина Богатова

Любомила заёрзала на лавке, робко покосилась на Дарёна, а тот жевал мочёное яблоко напряжённо, не вмешивался.

Поди ж злится Грефина до сих пор, что в стороне она осталась. Никто не приголубит красу...

— Если холодно будет, знаю, к кому идти, чтоб согреться.

Дарён поперхнулся. Грефина вспыхнула. Подивился княжич, что смог её в краску вогнать, никогда прежде не удавалось ему это. И впервые он видел багровый румянец на её щеках. Грефина растерянно моргнула, будто и правда робость на неё нашла. Но это недолго продлилось. Привстала и молча, с гордо поднятой головой, выплыла из-за стола, покинула горницу.

— Устала я, пойду… прилягу… — проронила невестка, грузно поднимаясь с лавки. Хотя и потяжелела Любомила, да только похорошела, к лицу ей материнство.

Когда наедине остались, Дарён напряжённо стиснул кулаки и повернулся к брату.

— Я уже устал повторять, что ты дурак Мирослав.

— Какой родился.

— Если б можно было умом поделиться, то не раздумывая поделился бы.

Дарён помрачнел, глаза его бусые[1] стали темнее грозового неба, а золотистые крапины, что молнии, сверкали в их глубине. Горница, утопающая в сумерках и озаряемая множеством свечей, поплыла. И Мирослав более не стал пить мёда, отодвинул чару, ощущая, как внутри становится гадко.

— Ладно, признаю, сболтнул лишка.

— То-то же. Ты не только Грефину обидел, но и Владу.

Мирослав обратил на Дарёна затуманенный взгляд.

— И не думал даже.

— Вот именно, что не думаешь, — Дарён подхватил лагвицу с сурицей, опрокинул к устам, осушил. Вытерев усы, огляделся по сторонам, придвинулся ближе и спросил тихо:

— Как тебе Влада, приглянулась? По нраву? Не соврали волхвы, красавица?

Мирослав даже вытянулся, с удивлением посмотрел на Дарёна, скользнув бегло настороженным взглядом. Тот улыбался, а глаза блестели.

— Уж не очаровала тебя она?

Дарён только челюсти сжал, что желваки дёрнулись.

— Не гневайся. Устал я. Влада пыталась убежать из Саркила. Хорошо, что поймал на реке…

Лицо Дарёна так и вытянулось.

— Как, убежать? Почему? — отставил он лагвицу.

Ясно же, почему. Но с другой стороны, какая девка может отказать от богатства несметного, имени и власти? Да наплевать на проклятие, помрёт муж, а ей останется и почёт, и слава, а там, глядишь, за другого князя пойдёт.

— Вот так, — ответил Мирослав мрачнея.

О том, что Влада в воду бросилась, не решился сказать брату.

— Правду ли ты говоришь? — посмотрел Дарён погасшим взглядом.

— А чего мне врать. Уж не знаю, какими силами Будевой привёз её сюда, и… ещё…

— Что? — Дарён взволнованно схватился за скудель с сурьей, плеснул в лагвицу.

— Не хотел тебе говорить, да видно придётся.

— Давай выкладывай. Прямо говори, как есть!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В дверях появился холоп, пробежал с пустой скуделью, скрылся в глубине дверного проёма. Проводив его взглядом, Мирослав приглушённо продолжил:

— Вчера ночью в баню пришла ко мне дева. Думал, русалка али холопка какая. Думал, что напоследок кто-то из дядек или бояр прислал, побаловать малость перед обручением. Думается мне, что это Влада сделала. А после застолья, прямо как только вошли мы в хоромы, нас бабы окружили, я Владу и потерял из вида, пошёл в опочивальню, а там та девка стоит в венце свадебном. Видимо, осерчала Влада, что не оттолкнул подосланную русалку, решила отомстить, а сама сбежала.

Дарён кашлянул и нахмурился, строго глянул на младшего.

— Мирослав, ты даже перед обручением умудрился дров наломать. Что я могу тебе сказать, очернил ты честь свою перед ней. Более доверять не будет, теперь знай это.

— Дарён Святославович, — братья повернулись разом. — Батюшка к столу кличет.

— Скоро будем, передай, — ответил брат.

— Прямо сей миг позвал, — настоял холоп. — Там гонцы с весточкой прибыли, что-то важное, говорят.

Княжичи переглянулась. Дарён поднялся первым, поправляя богатый пояс, ворот кафтана.

— А что там, в весточке?

— Не ведаю, о том мне не сказывали, — виновато склонил голову холоп.

— Пойдём к отцу, Мирослав. А я сегодня же Любомилу попрошу, чтоб она за молодой княжной приглядела, поговорила…

Показываться в таком виде князьям не хотелось. Пусть и немного обсохла по дороге одёжа, да без сапог, босым перед гостями показываться негоже.

— Погоди, Дарён, — Мирослав тяжело поднялся с лавки, голова его закружилось лихо. — Дай, хоть одежду сменю.

Брат оглядел его с головы до пят. Теперь-то понял Дарён, что не по резвости молодой Мирослав с Владой в реке плескались.

— Ступай, но только возвращайся скорее, — брат, развернулся и мерно пошёл к двери, за ним опашнем — холоп.

Постояв какое-то время в задумчивости, Мирослав дождался, когда утихнет подкатывающая тошнота. А ведь с Владой ему как-то и легче сделалось, теперь же вернулась прежняя немощь.

«Будь эта Ясыня трижды проклята!» — процедил сквозь зубы княжич.

Как добрёл до покоев, не помнил. Так же мутно он различил в полумраке прорубленное окно, в которое тускло бился лунный свет, что можно было выхватить взглядом только край стола, сундук и…

…Мирослав замер. На высоком ложе с дубовыми резными столбами по краям лежала Грефина, одетая в одну тонкую сорочку с глубоким прорезом на груди, расшитым тёмной каймой. Волосы были распущенны, без всяких украшений и лент, падали на плечи, перину. Лица её не разглядел, но было застывшим, неподвижно взирала Грефина на княжича. Однако внутри ничего не дрогнуло.

— Что ты здесь делаешь? — спросил равнодушно Мирослав.

Горло его вмиг пересохло и жутко захотелось пить. И что это с ним, такое?

Грефина глубоко и шумно вздохнула, погладила бедро, колено, привстала и, расправив плечи, легко скользнула с мягкого пуха на пол, будто утица с берега в запруду.