Книга Слезы Черной речки - Владимир Топилин

— А как вас называть по отчеству? — поспешил спросить Андрей. По всей вероятности, уважительное отношение доставило удовольствие Ивану.

Он улыбнулся, но, видимо, не желая чинить границы при общении, ответил просто и без всяких колебаний:

— Да какое там отчество! Зови просто — дядька Иван!

— Добро, дядька Иван, — понятливо улыбнулся Андрей и с каким-то душевным спокойствием, возможно, передавшимся через крепкое рукопожатие, добавил:

— Ну, так что, дядя Ваня, чай пить будем? Угощайтесь, чем Бог послал. Наверное, проголодался за день. Сколько косогоров отмахал?

— Да как же их сосчитать, косогоры-то? В тайге верстовых столбов нет! — задумчиво произнес мужик и, как бы спохватившись, заторопился. — Хватит кипятить воду. С паром все соки улетят — вода останется. А воды можно и из речки напиться!

Расколовшееся надвое небо полыхало ослепительной вспышкой. Вслед за молнией заломившейся сушиной треснул хлесткий выстрел летнего грома. Набежавший теплый ветерок, пробуя свою силу, легко закачал ветви хвойных деревьев.

Увеличивая свою неуместную злость, он с яростной мощью набросился на крутосклонные горы. Угрюмый мир тайги зашумел, застонал под натиском бешеной силы. Раскачиваясь из стороны в сторону, заскрипели, затрещали черные стволы деревьев. Захрустели спичками отжившие свой век мертвые сушины. Колкими иглами закружились в бешеном танце желтокрасные хвоинки. От резких порывов метнувшегося против течения ветра на поверхности реки затрепетали противоборствующие волны, будто Балахтисон повернул свои воды вспять. От ослепительнобелых вспышек почернел, нахмурился окружающий мир, навевая мысль об окончании света.

Через минуту с запада послышался глухой неясный шум. Он быстро нарастал, напоминая стремительное приближение прорвавшейся сквозь затор расколовшихся льдин весенней паводковой воды, от которой нет спасения ни зверью, ни человеку. Первые крупные капли то тут, то там застукали по земле. Затем как из ведра на тайгу обрушился обильный и на удивление теплый дождь. Он споро зашлепал по благоухающей траве, зашуршал по трепещущим от ветра листьям, забулькал горохом по реке. Балахтисон закипел большими пузырями.

— А ты посмотри, парень, — довольно осмотрев нависшие над костром и людьми разлапистые ветки огромной ели, отлично защищающие стан от стихии, сказал дядька Иван. — Здесь нас не намочит до самого утра! Можно смело ночевать. Ты здесь случайно развел костер или знал, что будет гроза?

— Почему случайно? Еще с вечера гнус заедал. Слепому понятно, что будет дождь, — ответил Андрей, разливая по кружкам чай.

В темноте послышалось шумное пыхтение, треск ломаемых сучьев и тяжелая, торопливая поступь Лехи. Несколько смачных фраз, и вот из-за ближайших зарослей тальника появилась фигура до нитки промокшего рыболова. Он осторожно приставил гибкое удилище к стволу покачивающегося кедра, удивленно, но молча посмотрел на незнакомца, присел рядом.

— Нет рыбы... Старатели всю выловили... — недовольно проговорил он и вытащил из кармана куртки штук пять хариусов. — Вот весь улов...

— Я сегодня вверху Балахтисона рыбачил. Там рыба есть, и, можно сказать, много рыбы! — подзадорил Леху дядька Иван и шумно хлебнул из своей берестяной кружки.

— Где это, вверху по Балахтисону? — мгновенно вспыхнул Леха и посмотрел Ивану прямо в рот.

— За шиверами. Километров пять-шесть. Поймал на уху с десяток. А рыба там стоит. Спины черные — дна не видно!

Леха умоляюще посмотрел на Андрея. Андрей сразу понял, что хотел сказать товарищ, и без колебаний согласился:

— Хорошо. Завтра пойдем за шивера. У нас два дня в запасе есть, можно порыбачить.

— А каков ход? Что там, тропа, скалы, прижимы или завалы? — предусмотрительно спросил Леха, посмотрев светящимися глазами на дядьку Ивана.

— Как это, каков ход? — не понимая, переспросил Иван.

Андрей едва заметно усмехнулся и покачал головой. Но этого жеста было достаточно, чтобы дядька Иван сделал соответствующий вывод:

— Э-э-э, парень! Да я вижу, не любишь ты по тайге ходить?

— Почему не люблю?.. — попытался оправдаться смутившийся парень. — Был бы смысл идти... А что без толку ходить? Ноги-то не казенные!

— Ходить не будешь — ничего не будет! Рыба в торбу не прыгнет, марал в котомку сам не ляжет, соболь ворот не обнимет, золото без рук не отмоется! — неторопливо, нараспев проговорил дядька Иван и посмотрел на Андрея.

Андрей одобрительно качнул головой. Леха умолк, переключившись на разложенные у костра яства.

Из барака долетели обрывки заунывной старательской песни. Затем ее сменил резкий взрыв хохота, громкий разговор, и опять зародилась новая, но более веселая хоровая песня.

— А весело на прииске-то. Какой-то праздник или просто так мужики загуляли? — неторопливо пережевывая сдобу, спросил Иван.

— А у них всегда праздник, когда мы с Андрюхой спирт привозим! — пробубнил Леха.

После затянувшегося ужина Леха, как всегда, полез в карман и достал отполовиненную пачку папирос.

— Будешь, дядь Вань? — протянул мужику зелье.

— Нет. Не курю и вам, молодые, не советую! Если по тайге ходите — не балуйтесь отравой. Во-первых, когда в тайге табак кончается, для курящего никакая охота не мила! Да и зверя не добудешь. Зверь табак за версту чует!

— Мне по тайге не бегать. Для меня и рыбы хватит, — заключил Леха и, давая понять, что разговор окончен, затянулся папироской.

Андрею, наоборот, захотелось «почесать языком».

— Дядя Ваня, а ты сам-то из каких краев будешь? Что-то я тебя раньше в Чибижеке не видел. Может быть, ты ольховский? — спросил он.

— Нет. Я не ольховский. И то, что ты меня в Чибижеке не видел, тоже верно. Однако родился и вырос я здесь, в поселке. Род наш — старый, можно сказать, древний. Предки в эти края пришли еще при матушке Екатерине. Мой прадед такие самородки отмывал — как шишки кедровые! В те времена в Чибижеке много золота было, очень много! Дед говорил, что с лотка по три-четыре «таракана» отмывали. Но счастья от этого не было. Купцы все за бесценок скупали. А потом, как в тридцать седьмом государь Николашка издал указ о частном землепользовании, так они и вовсе обнаглели! Все фартовые участки застолбили, а нас — в рабы. Только за Петром Подсосовым тридцать шесть приисков числилось! Так у него была мода — своим детям на Рождество золотые прииски дарить. А дочек у него было три: Екатерина, Лизавета и Анна. Еще сын был, но сейчас не упомню, как звали. Вообще Подсосовых было много. В Минусинске жили, купечеством занимались. Говорили, что Подсосовых в городе целая улица была. А улица та — из конца в конец города. Только никто тех Подсосовых в Чибижеке не видал. Вместо них — полномочные да управляющие. Так вот я к чему свой разговор веда: не было никогда простому мужику счастья в жизни, наверное, и не будет!

Дядька Иван хлебнул из своей кружки. Глаза его засветились печалью и скорбью от несправедливости, испытанной за жизнь. По всей вероятности, желая высказать первому встречному накопившуюся в душе боль, поговорить с человеком после долгих дней скитаний по тайге, он с живостью продолжил: