Книга Охота на Велеса - Алекс Хелльвальд

Даже думать не хочу. С Алинкой все нормально.

Выходило, спросили меня наобум, не знали, что мы вместе передвигались на машине. Тогда остается разобраться, что можно говорить, а про что следует молчать. К тому же понять бы, какие у них данные.

— Расстались днем.

— Во сколько и при каких обстоятельствах?

— Я довез ее до придорожного кафе. Не припомню во сколько. Жарко было. Значит, предположительно с двенадцати до трех. Мог бы и дальше, но она не захотела. Подруга решила следовать на такси. Я отговаривал, но в случае с Алиной это бесполезно. Нашелся частник, они сговорились, и Алина отбыла.

Иванов сделал запись в ежедневнике. Все происходящее действительно было похоже на доверительный разговор, а не допрос. В таком случае соврать не грех. Но расслабляться я не спешил.

— Что за кафе? Название.

— Вот чего не помню, того не помню. Алинка сказала: "Тормози", ну я и остановился. Сама вошла в кафе, я остался в машине, а когда вернулась, был тот хмырь с ней. Все.

Врал как сивый мерин. Моя так называемая "правда" белыми нитками шита. Но куда деваться? Не мог же я сказать, где на самом деле сейчас Алина. То, что мне сунули удостоверение под нос, вовсе не означало, что мужик — тот высокий чин, за кого себя выдавал. К тому же почему беседа происходила в странной каморке с кособокими стульями, а не в кабинете и в присутствии следователя из полиции?

— Тогда непонятно, почему вы отправились следом? Вы поссорились? Не доверяли водителю и потому отправились следом? Что вами двигало?

— Да, мы поссорились. Я отправился следом, но потом остыл и плюнул, сбавил ход. Мой телефон не желал реанимироваться, я уронил его недавно. Позвонил из какой-то забегаловки своей знакомой. Она оказалась дома.

— Почему?

— Задницу себе отсидел, пока Алину вез. Хотел оклематься и домой поехать.

Иванов снова что-то чиркнул в ежедневник. Затем положил обе руки на страницу и подался вперед:

— Как вы узнали о смерти родителей Смородиновой?

— Сначала ничего не знали. На охоту пошли.

— Что произошло дальше?

— Заглянули в санаторий к старому другу моего отца.

— На охоту и потом в санаторий — нелогично.

— Нелогично, зато правдиво.

— Что там делали?

— Посылку получали.

— Почта далеко, как смогли получить посылку?

— Ее получил сторож и передал Алине.

— Почему сторож получает посылку и передает Смородиновой?

— Сторож — Андрей Егорович Сапожников — друг дяди Бори, вернее, Смородинова и моего отца. Запросто может, в этом нет ничего странного.

Пинг-понг короткими фразами оборвался, воцарилась глубокая и мрачная пауза. Либо Иванов пытался осознать сказанное мной, либо специально давил молчанием, чтобы я почувствовал себя не в своей тарелке. Зря старался, я был не в своей тарелке, начиная со встречи с Гороховым.

— Не сходится, — бросил Иванов.

— Что не сходится?

— Все не сходится.

Я не стал углубляться в подробности, откинулся на спинку стула и уставился на дознавателя. Откровенно: не понимал, что хотел от меня этот господин? Если "джинсовый" решил заявить о стычке в санатории и кафе, тогда при чем тут Алина? Нас там двое было. Да и вообще, при чем тут весьма влиятельное ведомство? Скорее уж, разборки с полицией и суд предстоят. Остается ждать объяснений.

— А вы молодцом, хорошо держитесь, — похвалил Иванов.

— Так что у вас не сходится?

— Почему прислали посылку на адрес санатория? Посылка могла прибыть на ваш адрес.

Я хохотнул, скорее, из-за нелепости заявления, чем из-за чистоты помыслов и душевности.

— Таковое мне неведомо, — отсмеявшись, ответил я.

— Что делали вы и Смородинова в санатории? И как долго вы там находились?

— Забрали посылку, и все.

— Что в посылке было? — напирал Иванов.

— Не знаю.

— При вас ее не раскрывали?

— Нет.

— Сторож сообщал что-то на словах Смородиновой?

— Много чего.

— Подробнее.

— Вам весь разговор пересказать?

— Нет. Кратко, самое главное.

— Сказал, что слышал в новостях о смерти дяди Бориса и тети Светы. Сочувствовал.

Мы оба замолчали.

Ну и блиц-опрос. Чуть в штаны не наложил. Так и захотелось добавить при каждом ответе: "Век воли не видать, гражданин начальник".

Шутки шутками, а словесная атака у мужика мощная получилась. Запугивал он меня, почем свет стоит. Но ясно одно: Иванов Михаил Ефремович такой же капитан ФСБ, как я балерун.

— Отвечайте, — рявкнул Иванов. — Что было в посылке? Вы видели. Отвечать.

— Без адвоката не стану. Хочу защитника, он мне полагается при допросе. Если это не допрос — пошел бы ты в баню, гражданин начальник. Вызывайте повесткой, приглашайте адвоката, и мы побеседуем.

— Ты у меня посидишь в кутузке. Мозги разом прочистятся. Отвечать: что было в посылке?

Я стиснул зубы, промолчал. Все происходящее стало сильнее отдавать театральной постановкой. Причем ощущение такое, что давно вышедший в тираж актер пытался сыграть передо мной Гамлета, а силенок не хватало.

— Куда отправились после санатория?

"Быть или не быть — вот в чем вопрос" — слышалось в моей голове. Я четко представил Иванова на сцене под рампой и софитами, в плаще и с пластиковым черепом в руке.

Да, для провинциального театра он был бы великолепным актером.

— Ты будешь сидеть в камере.

Я продолжал молчать и сверлил мужчину взглядом. Мне вдруг стало весело и забавно наблюдать за тем, как он надрывается, кричит, командует, пытается нагнать на меня страх. Психолог, когда я проходил обследование при поступлении на работу, сказала, что это у меня защитная реакция организма такая. Не реагирую на сильную агрессию, и все тут. В критические моменты мой мозг будто переформатируется, и я иначе воспринимаю мир. Еще сказала, что так у меня формируется возможность принять правильное решение.

— Если вы продолжите орать, — заявил я, — то не получите информации с глазу на глаз.

Надо соображать быстро, и чтобы выдумка была похожа на полуправду. Тогда претензий у "дознавателя" не будет.

— Я слушаю, — моментально притих мужчина.

М-да, я развел его, а не он меня. Хорошо. Поиграем. Я твоя Офелия, гаденыш.

— Посылку мы не вскрыли: Алина услышала от Егорыча о смерти родителей и заторопилась в Москву. Мы так и не попали на охоту, отправились сразу в аэропорт. Гнали много часов подряд по трассе. Остановились только пару раз, чтобы передохнуть.