Книга Девять жизней кошки. Мифы и легенды - М. Олдфилд Гоувей

Поклонение предкам все еще является побудительной силой в восточных странах. Вероятно, было в порядке вещей оказать уважение умершему монарху. Когда молодой король Сиама был коронован в 1926 году, во время его шествия к Тронному залу камергеры двора пронесли белую кошку. Старый король хотел бы, конечно, занять надлежащее положение на коронации своего преемника, и его бывшие придворные продемонстрировали верность ему. Наряду со священной кошкой проносили и шлифовальный камень, символизирующий твердость, корнишон на счастье и зерно для процветания.

Храмовые кошки Сиама, особенно с золотистыми глазами и с черным окрасом, играли свою роль в религиозных церемониях. Их часто закрывают в золотые клетки, перед которыми воскуривают ладан, и им делают съедобные приношения.

Миссис Крэн, специалист по сиамским кошкам, в «Слухах о кошках» описала так называемый храмовый знак, хотя она говорит, что ее информация очень скудна. На спине кошки можно найти две четкие отметины, говорящие о высокой породистости сиамских кошек, что является, как считается, отличительной особенностью настоящих храмовых кошек. Служители в храмах считают таких кошек особенно священными, но миссис Крэн не знает всей истории или имени бога, который «когда-то подобрал одну из них и оставил тень от своих рук навсегда на их потомках».

«Теневая» отметина не образует седла, а предполагает, что кто-то «руками, испачканными сажей, взял кошку со светлым окрасом и сжал ее шею довольно низко. Они не так часто встречаются». Но дополняет она: «Эти пятна, конечно, являются отличительными признаками, а не случайными отметинами».

Мы можем сравнить их с «Легендами о Торти и Белянке», приведенными в другой главе.

Еще одной характеристикой сиамских кошек является петля на хвосте, которая отмечается у них уже двести лет. Она также является предметом сиамских мифов, которые, кажется, никто не может рассказать полностью, но главное в том, что сиамская кошка имеет узел, завязанный на хвосте в качестве напоминания о чем-то, о чем она еще не помнит, хотя, кто его завязывал, нам никто не скажет, вероятно, какое-то божество.

Двести лет назад сиамских кошек можно было найти только в той части королевского города Бангкока, где жил монарх и его двор. Рассел Горджон, изучавший этот предмет, считает, что эта порода произошла от скрещения священной бирманской и аннамитской кошек, живших в религиозно закрытой и охраняемой бирманской и камбоджийской империи кхмеров, когда она сдалась под натиском сиамов и аннамитов в XVII веке.

Примерно в 1885 году жена британского консула купила двух кошек и вывезла их в Европу. В Англии немедленно возник спрос на них.

Происхождение священной бирманской кошки еще более неясно, чем ее потомка — сиамской кошки, и мы в долгу перед Расселом Горджоном за его доклад об этой породе, который оказался нам очень полезным. Он добыл эти сведения во время бирманской войны 1885 года, служа офицером в английской армии, оккупировавшей Бирму. Его положение позволило ему защитить некоторых kittahs (киттах), или жрецов, чьи жизни были в опасности, и взамен они удостоили его чести и раскрыли ему свои секреты и показали священные места.

Из его отчета мы узнали, что индийские брамины были заклятыми врагами кхмеров и их дорогих киттахов. С началом XVIII века они безжалостно преследовались и уничтожались, а те, кто сумел избежать преследований, скрылись в Северной Бирме, где укрылись в горах. Здесь в хаотичных лабиринтах крутых скал упорные киттахи нашли чудесный подземный храм Лао-цзы («жилище бога») и отправляли здесь свои ритуалы, тайные для всех, кроме представителей высших каст их собственного народа.

Горджон описывает храм Лао-цзы как «одно из величайших чудес Востока. Расположенный к востоку от озера Инкауджи между Магаунг и Сембо в почти безлюдной области среди высочайших вершин и непроходимых лабиринтов, он отделен от всего мира. Последние киттахи (жрецы) жили здесь до 1898 года, и мне была оказана высочайшая честь увидеть их и понаблюдать за их жизнью и за их священными животными. Во время последующего восстания и английской оккупации на базе в Бхамо (очень изолированная и отдаленная от Мандалея база) нам пришлось защищать киттах от нападения браминов, и мы спасли их от уничтожения и грабежа. Их Лама-киттах принял меня и подарил изображение священной кошки у ног затейливого божества, чьи глаза были сделаны из огромного сапфира, и затем они показали мне священных кошек. Их насчитывалось почти сотня». Затем он рассказывает следующую красивейшую легенду:

«Когда под злой луной варвар сиамец Тес пришел в горы Солнца, Мун-Ха жил в храме Лао-цзы. Мун-Ха, самый драгоценный из самых драгоценных, для которого бог Вонг-Хио сплел из золота бороду. Этот почтенный священнослужитель жил под пристальным наблюдением Цун Кьянце, богини с глазами из сапфира, которая заведует переселением душ, когда они исполняют свое назначение, и ее всевидящего взгляда никто не может избежать. Мун-Ха слушался оракула, предсказывавшего ему, какое решение принять, и этим оракулом был его кот Синх, которому горячо поклонялись киттахи.

Сидя рядом со своим великим хозяином, Синх жил в созерцании богини. Прекрасное животное! У него были глаза желтые, как золото, отражавшие металлическую бороду Мун-Ха, желтую, как янтарное тело богини с сапфирными глазами.

Однажды ночью, когда восходила луна, Тес угрюмо приближался к священному храму. Затем, вняв призыву судьбы, Мун-Ха умер, отягощенный годами и болезнями. Он умер в присутствии своей богини; рядом с ним были божественный кот и киттахи, горюющие о своей жестокой потере. Но вдруг произошло чудо немедленного переселения душ. Синх прыгнул на святой трон. Усевшись на голову поверженного хозяина, он повернулся в сторону богини. И шкура на его спине стала отливать золотом. Его глаза, золотящиеся золотом бороды, сплетенной для Синг-Хио, стали синими — огромными, бездонными, сапфирными, — как глаза богини. Четыре его ноги, коричневые, как земля, четыре его ноги, контактирующие с головой преподобного, побелели на лапах, около когтей, то есть очистились прикосновением к святому мертвому.

Синх повернул к Южным воротам свой властный взгляд, в котором читался повелительный приказ, обладающий непобедимой силой, заставляющей киттахов подчиниться. Затем они закрыли перед кровным врагом бронзовые двери святого храма и, пройдя по подземному туннелю, окружили нечестивых захватчиков.

Синх отказывался от еды и не покидал своего трона. Он продолжал сидеть выпрямившись и смотреть на богиню — таинственную жрицу, — устремив на нее твердый взгляд, на ее сапфировые глаза, завороженный их огнем и красотой.

Семь дней спустя после смерти Мун-Ха он, встав на прямые побелевшие ноги и не опуская век, умер. Так душа Мун-Ха, слишком совершенная, чтобы жить на земле, была передана Цун Кьянце. Но перед смертью он в последний раз взглянул на Южные ворота.

Семь дней спустя после смерти Синха киттахи собрались перед Цун Кьянце, чтобы выбрать преемника Мун-Ха. И тут, о чудо! В храм вошла процессия из сотни кошек. У них были белые лапы; их снежный мех отливал золотом, а топазовые глаза стали сапфировыми.

Киттахи не могли сдвинуться с места в приступе страха и ждали. Разве им было неизвестно, что души их хозяев обитали в гармоничных формах этих священных животных? И те торжественно и мрачно окружили Легоа, самого молодого из жрецов, и тем самым объявили волю небес. Когда в храме Лао-Дзун умирала кошка, душа киттаха возвращалась и больше не покидала мистического рая Сонг-Хио, бога золота. Несчастливы были те, кто даже невольно приближал конец этих величественных и благочестивых кошек: для них были готовы самые ужасные мучения, какие только могут испытать души».