Книга Куда летит время. Увлекательное исследование о природе времени - Алан Бёрдик

Едва уловимые философские тонкости увлекали разум в экзистенциальную пропасть. Если мы не можем объяснить себе, каким образом время перетекает из одного мгновения в другое, крайне сложно дать четкое определение понятиям перемен, новшества и созидания. Как одна вещь возникает из другой? Как вообще появилось все сущее, включая само время; что представляет собой акт творения? Человеческое сознание задается вопросом: а тот ли я человек, которым был только что, в прошлом году или в детстве? Почему получается так, что я изменяюсь как личность, но в то же время остаюсь самим собой? Герой одной из древнегреческих комедий, предвосхитившей философию Зенона, обращается к другому персонажу с просьбой вернуть долг, на что должник резонно ответил: «Никаких денег я у тебя не занимал! Я ведь уже не тот человек, которым был тогда. Груда щебня, к которой подбросили несколько камешков, а потом забрали еще несколько, уже совсем не та, какой была раньше». Услышав такие речи, первый мужчина залепил ему пощечину. «Зачем ты меня ударил?» – удивился второй. «Кто, я?» – ответствовал заемщик.

Наша манера говорить о времени, пожалуй, единственная тема, способная увлечь знатоков времени в той же степени, что и главный предмет их интереса. Время встроено в наш язык как одна из грамматических категорий: прошлое, настоящее и будущее время в английском языке представлены в разнообразных подкатегориях. Еще в раннем детстве мы овладеваем временными категориями на подсознательном уровне, к двум годам обычно дети правильно употребляют прошедшее время, хотя они, возможно, еще не вполне понимают разницу между завтрашним и вчерашним днем, как и между «до» и «после». В языке пирахан, на котором говорят представители народа пираха в Бразилии (и горстка ученых-лингвистов), вообще отсутствуют какие-либо отсылки ко времени. С другой стороны, среди современных философов наметилось деление на сторонников и противников теории времени: первые причисляют категории прошлого и будущего к объективным свойствам реальности, а вторые отрицают принадлежность времени к реальному миру.

В представлении Блаженного Августина время уподобляется перегонному кубу. Рано или поздно почти каждый ученый, освещающий вопросы хронобиологии и восприятия времени, цитирует Аврелия Августина, который, в сущности, первым заговорил о времени как субъективном переживании. Цитаты подводят к вопросу о сущности времени путем углубленного изучения непосредственного опыта переживания времени.

Время – необыкновенно скользкая и до безумия абстрактная тема, которая к тому же затрагивает глубоко интимные сферы. Августин предположил, что время содержится в каждом действии и слове, достаточно лишь остановиться и прислушаться к разговорам, чтобы понять, насколько метко это замечание. Действительно, сущность времени, его внутренняя структура и парадоксальный характер, может быть видна из одной-единственной фигуры речи, например:

Deus, creator omnium.

«Господь, всего создатель». Произнесите эту фразу вслух или про себя, на латыни, проговаривая все восемь слогов – кратких и долгих, чередующихся друг с другом. «Каждый долгий слог длится вдвое дольше каждого краткого, – писал Блаженный Августин. – Я утверждаю это, произнося их»[15]. Но как нам удается произвести измерения длительности слогов? Стихотворная строка представляет собой некоторый порядок слогов, воспринимаемых последовательно, один за другим. Каким же образом слушатель оказывается в состоянии осознанно воспринять два слога одновременно и сравнить их длительность? «Как же удержать мне краткий [слог], как приложить его в качестве меры к долгому, чтобы установить: долгий равен двум кратким. Долгий не начнет ведь звучать раньше, чем отзвучит краткий»[16], – продолжает Августин. Раз уж на то пошло, как мы удерживаем в сознании длинный слог? Невозможно определить длительность слога прежде, чем он закончится, но к тому времени уже оба слога канут в прошлое. «Оба прозвучали, улетели, исчезли, их уже нет, – резюмирует Августин. – Что же такое я измеряю?»[17]

Коротко говоря, что же такое настоящее и где находимся мы с вами по отношению к нему? Настоящее – это не теперешнее столетие, не текущий год и даже не сегодняшний день, а конкретный момент, который длится прямо сейчас, на наших глазах растворяясь в прошлом. Если вам когда-нибудь приходилось лежать без сна, вслушиваясь в бурлящий поток мыслей, лишивших разум покоя, или вы попросту пытались поймать миг зарождения мысли и сопроводить ее в момент ухода, следуя за робким ручейком, который Уильям Джеймс назвал потоком сознания, то вам должно быть понятно, о чем говорит богослов. Вслед за Аристотелем Августин полагал, что миг настоящего вмещает все и вся. Будущего и прошлого не существует: рассвет завтрашнего дня «не длится», детство Августина давно закончилось. Остается заключить, что настоящее – некий эфемерный фрагмент без продолжения. По выражению Августина, «настоящее оказывается временем только потому, что оно уходит в прошлое»[18]. И тем не менее мы точно измеряем время, заключая, что один слог звучит в два раза дольше другого, а значит, мы можем судить о длительности речи. Тот момент, в котором мы определяем время ее звучания, совершенно очевидно не относится ни к прошлому, ни к будущему, так как невозможно измерить то, чего нет. «Оно [время] измеряется, пока проходит»[19], – такое возможно лишь в настоящем, но как? Как измерить длительность того или иного промежутка, заполненного звуком или безмолвием, до того, как он перестанет существовать?

НАШ ОПЫТ ПЕРЕЖИВАНИЯ ВРЕМЕНИ – НЕ ПЛАТОНОВСКАЯ ТЕНЬ НЕКОЕЙ ИСТИННОЙ И АБСОЛЮТНОЙ ВЕЩИ НА СТЕНЕ ПЕЩЕРЫ, ВРЕМЯ – ПРОДУКТ ВОСПРИЯТИЯ. ВРЕМЯ ПРЕБЫВАЕТ ТОЛЬКО В СОЗНАНИИ

В ходе размышлений о парадоксе времени Августина осенила догадка фундаментального масштаба, которую принимает за данность даже современная наука, объясняя феномен восприятия времени: время – производная субъективного сознания. Задаваясь вопросом, звучит ли один из произносимых в настоящий момент слогов длиннее или короче другого, вы измеряете не продолжительность каждого из них непосредственно (к тому времени оба слога уже перестанут существовать), а нечто, запечатленное в памяти, «что прочно закреплено в ней»[20], по выражению Августина. Слоги перестали звучать, оставив о себе стойкое впечатление, которое продолжает существовать до сих пор. В сущности, писал он, все три временные формы сводятся к единому времени. Прошлое, настоящее и будущее существуют не сами по себе; они все присутствуют одновременно в сознании – в текущих воспоминаниях о минувшем и в текущих ожиданиях предстоящих событий: «…есть три времени – настоящее прошедшего, настоящее настоящего и настоящее будущего»[21].