Книга Властелины моря - Джон Хейл

Ну и окончательно превращаясь в город моря, Афины взяли за правило выбирать политических лидеров не из круга законодателей или ораторов, но из среды военных. Хотя высшая власть принадлежала народному собранию, власть исполнительная сосредоточивалась в руках ежегодно избираемых десяти генералов, или стратегов. Это и впрямь были генералы, рассматривавшие и решавшие все военные дела: флот, армия, фортификационные сооружения, иногда даже дипломатия. Более того, однажды, во время театрального фестиваля, когда молодой Софокл впервые бросил вызов Эсхилу, судьями выступили именно стратеги во главе с Кимоном.

Каждый из них представлял свою филу. Фемистокла некогда избрали сограждане из четвертой филы – Леонта; Ксантиппа и Перикла – из пятой, Акаманта; Кимона – из шестой, Ойнея. Вслед за Мильтиадом все эти люди исключительно высоко подняли престиж военачальника, и если кто-то из честолюбивых граждан хотел достичь действительно важного положения в Афинах, то иного пути наверх, кроме как через армию или флот, не существовало. Так создалась политическая «власть генералов», которой предстояло продержаться целое столетие.

Афины и их флот преуспевали, а вот энтузиазм союзников постепенно сходил на нет. Иным бесконечная, вяло текущая война с персами представлялась непосильным и ненужным бременем. Ведь персидские корабли годами не появлялись в Эгейском море. В результате возникло недовольство, и мало кому уже хотелось вовремя платить взносы и участвовать в совместных действиях с тем энтузиазмом, которого ожидали от своих союзников Афины и какой предполагался взаимно принятыми обязательствами.

Кое-кто из афинских деятелей весьма нервно реагировал на этот бунт на корабле, но Кимон избрал другой стиль поведения. Держался он мирно и призывал союзные города вносить свой вклад в общее дело в той форме, какая им подходит. Большинство предпочли уклониться от активного участия в ежегодных военно-морских кампаниях и передали свои триеры – без экипажей – в распоряжение Афин; отныне они ежегодно будут платить в общую казну определенную сумму серебром. Кимон был сговорчивым и мягким, его последователи более суровы, но результат от этого не менялся. С каждым годом склонность к военной службе, как и мастерство ведения боя, среди союзников ослабевала, и на этом фоне военная мощь Афин выглядела особенно впечатляюще.

Сохранение союза и пополнение казны требовали железной воли. С самого начала афинянам стало ясно, что войну придется вести не только против Персидской империи, но и с другими греками. Аргументация была простой: все те, кто хочет пользоваться преимуществами участия в Афинском союзе – свобода мореплавания и защита от персидской агрессии, – должны вносить вклад в общее дело, то есть платить. Некоторым городам и островам пришлось вступить в союз против собственной воли, под давлением силы. Другие, например, богатый остров Наксос, по прошествии времени пытались выйти из союза, но кончалось это тем, что союзный флот подходил к их берегам, блокировал порты и обращался с местными жителями как с опасными бунтовщиками. Афиняне извлекали из таких конфликтов максимум выгоды. Например, на Скиросе они изгнали аборигенов-пиратов и заселили остров своими земляками-колонистами, которым уже не хватало места в Афинах. На Фасосе афиняне затеяли с собственными союзниками войну за контроль над местными рудниками. Все закончилось тем, что островитяне были вынуждены и флот отдать Афинам, и рудники. А приносили они тем не менее ежегодно восемьдесят серебряных талантов.

Бесспорно, многим столь жестокое обращение с собратьями-греками было не по душе, тем более что сами же Афины поклялись защищать их свободу. Но возникшая в восточном Средиземноморье новая угроза, казалось, оправдывала самые жесткие меры, направленные на сохранение союза. Через четырнадцать лет после Саламина персы, готовясь к новой войне с Грецией, начали сколачивать мощные вооруженные силы – армию и флот. Ксеркс не мог больше закрывать глаза на успехи Делосского союза и ослабление собственных западных границ. Придется снарядить морскую экспедицию, только так можно сдержать дальнейшее усиление афинян и их союзников. Оторвавшись на время от гаремных услад, Ксеркс дал слово покончить с греками. Местом сбора сухопутных и военно-морских сил была определена долина реки Эвримедонт, на южном побережье Малой Азии.

Предотвращая вторжение персов в акваторию Эгейского моря, Кимон сосредоточил союзный флот у юго-западной оконечности Малой Азии, невдалеке от древнегреческого города Книд, одного из центров культа Афродиты. Он намеревался посадить гоплитов на триеры, для чего следовало несколько модифицировать их так, чтобы легче было вести бой не покидая палубы, в ходе любого морского сражения, а их избежать скорее всего не удастся. Благодаря тщательному уходу многие триеры, построенные еще Фемистоклом, сохраняли свои боевые качества. Легкая, открытая конструкция делала их быстрыми и маневренными, но много людей здесь поместиться не могло. Следуя указаниям Кимона, корабелы соединили борта широким настилом – поверх гребных рам. Теперь гребцы окажутся под новой палубой, а десятки гоплитов и копьеносцев на ней.

По завершении перестройки Кимон взял курс на восток, к Эвримедонту. В его распоряжении было 250 триер. Пройдя бирюзово-голубыми водами мимо Карии и Ликии, миновав цепочку Хелидонских островов, объединенный флот оставил позади зону влияния Афин. Впереди таинственно мерцала гора – жилище Химеры, этого чудовища с головой и шеей льва, туловищем козы и хвостом дракона; со скалистых вершин горы ночью вырывались языки пламени. Узнав, что персы со дня на день ждут подкреплений, Кимон изготовился к немедленному нападению. Флот взял город Фазелис, пересек Анатолийский пролив и стал на ночь на расстоянии прямого удара от персидского лагеря.

Суда Ксеркса швартовались в устье реки Эвримедонт, воды которой питались тающими снегами Таврского хребта. Командовать флотом царь поставил собственного сына Тифрауста. Тот все еще ожидал подкреплений, и на горизонте действительно в какой-то момент появились черные точки кораблей и белые буруны, вырывавшиеся из-под весел; только это были не союзники-финикийцы, а греки. Персидский флотоводец в панике приказал было кипрским и киликийским триерам укрыться в устье реки, но, сообразив, что таким образом флот окажется в ловушке, которую сам же и поставил, переменил решение и скомандовал полный вперед. Таким образом, в открытом море, образовав боевой порядок, оказались сотни кораблей.

Столкновение судов первой линии оказалось для неопытных персов слишком сильным ударом. Большинство бросилось к берегу. Греки преследовали противника на мелководье. Первые персидские экипажи, достигшие суши, попрыгали на песок и бросились бежать. Сталкиваясь бортами, многие вражеские корабли становились добычей греков. По некоторым подсчетам, Кимон захватил в плен двести триер – остальные затонули, а кое-кому удалось уйти.

Тем временем персы начали срочно перебрасывать к берегу свои сухопутные силы. Моряки Кимона слишком устали, были слишком разгорячены закончившейся схваткой, но гоплиты, судя по всему, были готовы к продолжению боя. По команде Кимона они попрыгали через борт и бросились на персов – точно так же афинская армия следовала за отцом Кимона Мильтиадом по долине Марафона. Тут и обнаружилось, сколь мудро поступил Кимон, взяв с собой большое количество воинов. Мало-помалу греки усиливали нажим на противника, а под конец сражение превратилось в разгром. Афиняне вместе с союзниками отбросили персов к их лагерю. Трофеев было захвачено огромное количество.