Книга 1612 год - Руслан Скрынников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во время московского похода подле Отрепьева был Юрий Мнишек, после его отъезда — польские секретари и Канцелярия. Поляки не желали делиться влиянием с Бельским. Главное же, как люди просвещенные, они не одобряли московскую тиранию и массовые избиения по опричному образцу.
В начале московского похода Лжедмитрий предал жестокой казни некоторых вельмож, отказавшихся присягнуть ему. Но затем он стал жаловать знатных пленников думными чинами. Растрига держал их под неусыпным надзором и отнюдь не собирался делиться с ними реальной властью, вследствие чего «воровская» Боярская дума превратилась отчасти в парадное учреждение.
Полученный в ходе гражданской войны опыт пригодился, когда Лжедмитрий утвердился в Москве. Боярину и «великому оружничему» Бельскому, настаивавшему на разгроме думы, пришлось уйти в тень. Растрига выслал Богдана из столицы, назначив вторым воеводой в Новгород Великий. Михаил Салтыков был отправлен на воеводство в одну из новгородских крепостей.
Самозванец четко уловил настроение общества. Не только дума, но и все население отвергало опричные методы управления. Время опричных кровопролитий миновало.
Курс на общее примирение подвергся подлинному испытанию через несколько месяцев после коронации, когда вдова-царица и духовенство обратились к самодержцу с ходатайством о прощении Шуйских. Ходатайство поддержали Нагие и другие бояре.
Позиция Нагих требует объяснения.
Самозванец тщетно пытался порвать нити, связывавшие его с прошлым. Слишком многим в Москве была известна его характерная внешность. Слишком могущественные силы были заинтересованы в его разоблачении. Отрепьеву приходилось придумывать всевозможные уловки, чтобы вновь и вновь доказывать свое «истинное царское» происхождение. Одна из таких уловок и погубила его.
Благословение мнимой матери — царицы Марфы помогло Лжедмитрию утвердиться на троне. Но «семейное согласие» оказалось непрочным. Когда толки о самозванстве возобновились, царь задумал устроить новую инсценировку, чтобы показать народу, будто в Угличе по ошибке был зарезан некий попович. а он — царевич Дмитрий — жив и сидит на родительском троне.
Планы самозванца оскорбили Марфу Нагую до глубины души. Чтобы не допустить надругательства над прахом единственного сына, она обратилась за помощью к боярам. Вмешательство бояр заставило Лжедмитрия отказаться от публичной инсценировки. Но его повеление, судя по всему, было выполнено без лишней огласки.
После гибели Отрепьева в Углич был послан за мощами царевича Филарет Романов. Угличане не могли указать ему точное место захоронения Дмитрия. Могилу «долго не обрели и молебны пели и по молебны само явилось тело: кабы дымок из стороны рва копанова показался благовонен, тут скоро обрели». Устранив с этого известия агеографический налет, писал С. Ф. Платонов, получим бесспорный факт — заброшенной, даже потерянной могилы. Однако бесспорность этого факта вызывает сомнения.
Дмитрия похоронили в Преображенском соборе, и если его могилу не могли найти, значит, она была разорена. Отрепьев не осмелился осуществить публичную инсценировку с телом «поповича». Но он втайне повелел выбросить тело царевича из собора. Гроб закопали во рву, за стенами угличского Кремля, не поставив даже простого креста.
Бояре оказали Марфе услугу отнюдь не бескорыстно. Царица стала орудием их интриг. Заступившись за сыновнюю могилу, старица должна была признаться, что царь — не ее сын. С лица Марии Нагой спала маска любящей матери.
Невозможно усомниться в том, что Нагая ничего не пред-принимала без ведома братьев. У них она искала помощь в первую очередь, когда предприняла отчаянные попытки спасти могилу сына.
При Борисе Годунове Шуйские вступили в союз с Нагими, чтобы свергнуть правителя и посадить на трон царевича Дмитрия. Это обстоятельство благоприятствовало их новому союзу.
Ходатайство вдовы Грозного Марии Нагой, конюшего Михаила Нагова, других бояр и духовных членов думы привело к тому, что бояре Шуйские были прощены. Им вернули все их вотчины и титулы. Боярская дума получила в лице Василия Шуйского авторитетного вождя, самого умного противника «вора».
Лжедмитрий шел на уступки думе, жаловал правых и виноватых. В конце концов его старания принесли плоды. К осени 1605 г. наметились признаки политической стабилизации. Это тотчас было замечено польскими советниками. Бучинский писал государю: «Как Ваша Царская Милость государство свое удержал вскоре, и ныне уже боятся и добре любят».
Однако спокойствие в государстве было обманчивым. За время недолгого правления Отрепьева его недруги многократно пытались убить его.
В первых покушениях на жизнь Отрепьева участвовали чудовские монахи. С их кознями он столкнулся еще в Путивле. В Москве все повторилось заново. По словам Петра Петрея, один чудовский инок смущал народ, заявляя во всеуслышание, что на троне сидит беглый чернец Григорий, которого он сам учил грамоте. Его арестовали и подвергли допросу, но монах так и не отказался от своих слов. Тогда его утопили в Москве-реке вместе с другими чудовскими иноками. Польские источники излагали иную версию. Власти арестовали несколько духовных особ, одного из них пытали, и он признался, что его подкупили. Он должен был подать государю чашу с отравленным вином во время причастия. Видимо, в заговор были втянуты лица из семейного храма государя или же других кремлевских храмов. Только они могли поднести царю святые дары.
Тайная казнь монахов нанесла немалый ущерб репутации Лжедмитрия. В начале 1606 г. шведские дипломаты, получив из Москвы ложное известие о смерти царя, высказали предположение, что скорее всего его убили сами русские, так как «Дмитрий» исповедовал папистскую религию и вскоре после начала своего царствования велел казнить нескольких православных монахов.
Дознание о покушении на жизнь царя проводилось в сентябре 1605 г. Шуйские были озлоблены гонениями и после возвращения из ссылки присоединились к заговору. Последовали новые покушения.
Одно из них произошло в январе 1606 г. Глубокой ночью неизвестным лицам удалось пройти через все стрелецкие караулы и подобраться к царской спальне. Во дворце поднялась суматоха. Не успев как следует одеться, самозванец схватил оружие и в сопровождении двух стрелецких голов — Федора Брянцева и Ратмана Дурова — бросился искать злоумышленников. Удалось схватить трех человек, но они ни в чем не признались, и их поспешили казнить.
Вскоре после этого события аресту подвергся дьяк Андрей Шерефединов. И. Масса утверждал, что дьяк, подкупленный боярами, готовил убийство царя. Более подробно обстоятельства дела изложил начальник дворцовой стражи Я. Маржарет. По подозрению в заговоре, писал Маржарет, был схвачен один секретарь или дьяк, его пытали в присутствии П. Ф. Басманова, но он не сознался и не выдал главу заговора, которым был, как позднее стало известно, Василий Шуйский.
Противники самозванца опасались разоблачения. Арест Шерефединова поверг их в ужас. Но дело за отсутствием улик было прекращено, а дьяка отправили в ссылку. Боярская дума была высшей инстанцией, расследовавшей государственные преступления. Поскольку некоторые из ее руководителей сами участвовали в заговоре, сыскное ведомство оказалось парализованным. Нити следствия, тянувшиеся вверх, бояре мгновенно обрывали.