Книга Ведьмы. Запретная магия - Луиза Морган

Нанетт подняла глаза на дочь.

– А ты недолюбливаешь его, – заметила она.

– Это я ему не по нраву.

– Он и меня не очень-то жалует. Но ничего не поделаешь. Раз Богиня послала его сюда, значит, у нее были на то основания.

Урсула молча пила чай, уже в который раз решив не трогать мать с ее иллюзиями. У Нанетт осталось совсем немного в утешение.

6

Моркам Кардью, владелец небольшой фермы на запад от Марасиона, прискакал по дороге в Орчард-фарм на видном шайрском жеребце через три дня после того, как Нанетт с Урсулой похоронили Флеретт. Была середина дня. Горячий августовский ветер ворошил солому на крыше и теребил платок Урсулы. Она занималась уборкой моркови и отряхивала землю с плотных корнеплодов перед тем, как бросить их в корзину. Она была вся в грязи, от подола юбки до фартука на талии, но поспешно привела себя в порядок, насколько это было вообще возможно, и вышла за ворота встретить гостя.

Прежде чем сойти с лошади, он приподнял шляпу с низкой тульей в знак приветствия.

– Мисс Орчард.

– Доброго дня, мистер Кардью.

Урсула познакомилась с ним на рынке. Он был невысокого роста, но крепко сложен, широкоплеч и с пудовыми кулаками. Его небольшая борода была наполовину седая, однако волосы все еще оставались каштановыми, как кожа на сапогах. Одежда на нем была чистая и опрятная, хотя он был вдовцом. За год до этого мистер Кардью потерял жену: она умерла при родах вместе с ребенком.

У Урсулы больший интерес вызывал шайр, чем его хозяин. Скакун определенно был высотой в восемнадцать ладоней в холке. У него были черные ноздри и копыта, а сам он был серебристо-серый в яблоках – таких бледных, что на солнечном свету их было не различить. Урсула сделала шаг вперед, чтобы погладить его мускулистую шею, и жеребец уткнулся носом в ее ладонь.

– Какой же он у вас красавец, мистер Кардью! – похвалила она. – И так же хорош в упряжке, как и под седлом?

– Кроток, как ягненок. Вот он какой, мой Арамис, – ответил фермер.

– Арамис. Серебристый.

– Да. Даже Энни каталась на нем верхом, хоть и говорила, что это все равно что ехать на горе.

– Мне жаль вашу Энни.

– Спасибо. Уже год прошел.

– Знаю. – Урсула отступила, чтобы осмотреть жеребца от холки до копыт. – Полагаю, Арамис у вас не для продажи.

– Не для продажи. Но…

Он запнулся, и Урсула, удивленно приподняв брови, обернулась. Когда он так и не закончил фразу, она спросила:

– Что привело вас в такую даль, мистер Кардью? Может, вам нужен козий сыр? У нас как раз есть созревшие головки.

– Нет, сыр мне сегодня не нужен.

Мистер Кардью снова снял шляпу и принялся вертеть ее в руках. Щеки у него раскраснелись от ветра, а может, от смущения – Урсула не была уверена. Отвернувшись, он бросил взгляд на хлев и аккуратный забор вокруг Орчард-фарм.

– Я слышал, вы остались вдвоем управлять фермой. У вас здесь случилось немало смертей.

– Да. – Урсула вытащила руки из-под фартука и потуже затянула платок на развевающихся волосах.

– В одиночку справляться трудно, – продолжил он и повернулся, словно для того, чтобы оценить состояние соломы на крыше или краски на стенах фермерского дома.

– Мистер Кардью… – начала Урсула.

Он обернулся, его невзрачное лицо выражало решительность.

– Я бы хотел, чтобы вы называли меня Моркам, мисс Орчард, – торопливо произнес он.

– Что?

– Я бы хотел, чтобы вы называли меня по имени, данном мне при крещении. – Он помолчал, покусывая нижнюю губу, и вдруг выпалил: – Видите ли, я приехал свататься.

До Урсулы долгое время не доходил смысл услышанного. Она смотрела на мистера Кардью, на его седеющую бороду, обветренную кожу и пока не осознавала смысла этих слов. В солнечном свете его глаза казались ярко-голубыми, в них застыла мольба.

– Вы… мистер Кардью… то есть Моркам… – совсем запутавшись, Урсула замолчала.

Он протянул руку и взял ее ладонь в свою. Рука у него была чисто вымыта, а ее ногти перепачканы садовой грязью.

– Я не шучу, мисс Орчард… Урсóла, если позволите… Человек я простой, да и старше вас, но я знаю, как вести хозяйство. Думаю, мы поладим.

– Но вы же меня совсем не знаете!

Она попыталась высвободить руку, но он крепко держал ее.

– Знаю, – возразил он. – Я видел вас на рынке и знаю, что вы умеете. Я одинок вот уже год, – напомнил он. Он говорил об этом раньше, и Урсула вспомнила, что для мужчины такой срок траура по жене считается приличным. – Вы тоже одиноки и, простите, моложе не становитесь.

Услышав это, Урсула громко рассмеялась:

– Мне нет и двадцати двух!

– Вот именно. Энни было пятнадцать, когда мы поженились.

Все еще улыбаясь, Урсула покачала головой:

– Это странное предложение.

Мистер Кардью внезапно широко улыбнулся, что вызвало у нее удивление. У него оказались белые ровные зубы, а улыбка омолодила его лет на десять.

– Знаю, – ответил он. – Девушкам подавай романтику и все такое, как в книжках. Но я не такой.

– Романтика мне ни к чему. – Наконец Урсуле удалось высвободить руку, и она застыла, упершись руками в бока и пристально глядя на него. – Понять не могу, как такая мысль пришла вам в голову, Моркам Кардью.

– Это хорошая мысль, Урсола, – твердо возразил он. – У меня есть две отличные коровы и три козочки в довесок к вашим дойным козам. Я полон сил и здоровья, и если бы продал свою ферму, то на вырученные деньги можно было бы отладить вашу. Работу мы бы разделили. Вместе нам было бы лучше, чем порознь.

Раздумывая над его словами, Урсула внезапно почувствовала взгляд матери. Ей даже не нужно было оборачиваться, чтобы понять: Нанетт приподняла край занавески, чтобы видеть происходящее. И задалась вопросом, почему мать не вышла приветствовать гостя и пригласить его в дом.

Моркам снова надел шляпу и откашлялся, последний раз скользнув взглядом по окрестностям Орчард-фарм.

– Что ж, я все сказал, – произнес он, и в его голосе послышалась слабая нотка облегчения. – Буду рад, если вы сделаете мне одолжение и поразмыслите над этим.

– Вы меня несколько ошарашили… – начала Урсула.

– Не торопитесь.

С этими словами мистер Кардью направился к коню. На секунду она задалась вопросом, сможет ли он без помощи сесть на него, ведь жеребец казался очень высоким. Однако гость оказался силен, как и говорил: закряхтев, он вскочил на лошадь и перебросил ногу через седло. Какое-то мгновение он сидел, глядя на Урсулу сверху вниз.