Книга Наслаждение Темного Принца - Кресли Коул

Эмма будет жить!

Затем она нахмурилась.

— Анника согласилась на это?

— Черт, нет. Волки сбежали. А потом Эммалайн, эта робкая сучка, так врезала мне, когда я наехала на Лаклейна! — добавила радостно Реджин. — Я имею в виду действительно сильно, и я не заметила её движения — вообще. Наконец-то годы обучения дали свои плоды.

— Что ты несёшь? Где Гаррет?

— Вроде как подпирает перекрытие в подвале Вал Холла, пока у нас не закончится ремонт. Лаклейн, чтобы добраться до Эммы, насквозь прогрыз потолок над клеткой, и теперь весь наш дом накренился и почти готов свалиться. Поистине, наглядное доказательство того, что ликаны — не домашние любимцы, — фыркнув, добавила Реджин. — Вот дерьмо, я не о тебе. Эм любит Лаклейна, и они поженятся. Анника в ярости. Я сама готова взорваться. Я намекнула Эмме, что её первый указ в качестве королевы мог бы быть о том, что все ликаны являются подданными валькирий. Она сопротивляется, но я всё равно её достану.

Эмма в безопасности — здорова. И любима.

— Как отреагировали остальные?

— Они придерживаются той точки зрения, что, если Эмме оказалось достаточно заполучить злого волка, чтобы отправить Деместриу к призракам, значит, нужно поздравить их обоих. И Лаклейн действительно спас ей жизнь. Кроме того, ни одна валькирия не пострадала в результате недавнего побега ликанов. Тем не менее это вовсе не означает, что мы готовы с ними тусоваться или что-нибудь в этом роде.

Эмма выйдет замуж за Лаклейна и станет его королевой. Теперь, наверное, отношения между валькириями и ликанами будут другими.

Не имеет значения. Гаррет — лгун, и Люсия не хотела иметь с ним ничего общего. Большую часть времени. Кроме тех моментов, когда он касался ее.

— Ну, и на что похожа их конура? — спросила Реджин.

Люсия обернулась к дому с чуть прищуренными глазами.

До или после того, как я пройдусь по ней?

— Они едят корм из мисок, и вокруг валяются разные погрызенные игрушки?

— Их «жилища» похожи на шотландские охотничьи домики.

В целом вся обстановка внутри оказалась такой… нормальной. Но больше всего её испугало то, что она спокойно смогла представить себя живущей в этом месте. Да, стены здесь кое-где отмечены следами от когтей, но, черт, признаться, Вал Холл далеко впереди по собственному «увлечению отметинами».

— И? — протянула Реджин.

— Что?

— Что ещё случилось? Я слышу что-то в твоем голосе.

— Я определенно… его подруга.

Голос Реджин дрогнул.

— Блин. Сочувствую.

— Я предполагала, но отказывалась признавать очевидное. Он так спокойно это отрицал.

Какой же выдержкой обладает этот наглец, способный так держать себя в руках, вместо того чтобы с ревом: «Моя», потребовать её навечно.

— Просто услышать истину из разговоров, и увидеть, что его клан воспринимает меня как одну из них, как собственную принцессу… это стоило слишком многого.

Раньше, до тех пор, пока не имелось признания, она могла успокаивать себя тем, что это с ней никогда не произойдет.

Теперь, правда всплыла, его обман раскрыт, её догадки получили подтверждение.

— Он не оставит тебя в покое. Особенно, пока не заявит на тебя права, — предупредила Реджин.

— Знаю.

Ликаны так просто не сдавались. Они были живым воплощением одержимости. Так же как Лаклейн с Эммой, Гаррет никогда не успокоится, пока не завладеет Люсией полностью.

— А ты не можешь заниматься сексом. Итак, что мы собираемся предпринять?

И к тому же с некоторых пор я не в состоянии отказать ему…

— Я ухожу, сбегаю из города.

— Куда мы направляемся? — поинтересовалась Реджин. Когда Люсия не ответила, она добавила: — Разве на меня похоже выпустить тебя в мир одну, чтобы позволить жизни дать тебе пинка под зад? Мы обе подставим под удар свои задницы или же не подставим вообще. Мы команда Бонни и Бонни, вместе навсегда.

Губы Люсии дрогнули. Вряд ли у кого-то есть друг лучше, чем Реджин.

— Мы начинаем охоту за смертельным элементом, — она встала и вошла обратно в дом, направляясь в комнаты Гаррета. — Упакуй мою сумку, я вернусь через час. А сейчас я собираюсь доказать делом, что некоторые валькирии тоже не дрессированы.

— О, сломай что-нибудь для меня!

В его кабинете Люсия пнула ногой дорогую лампу, заставив ее со звоном разбиться об пол.

— Еще есть пожелания?

— Конечно, так как статус подруги означает, что ты имеешь право на половину его имущества, принеси мне домой все виниловые пластинки, которые найдешь, какое-нибудь оружие и, конечно, всё блестящее.

— Принято.

— По-любому МакРив последует за нами.

Да, но Люсия обязательно защитит себя, приложит все свои силы. Другого выбора у неё нет.

— Тогда давай начнем наши игры.

Лаклейн МакРив и его брат стояли за пределами поместья Вал Холла, распивая на двоих передаваемую друг другу бутылку легкого пива перед предстоящим отъездом Гаррета.

— Ты уверен, что не можешь остаться? — Лаклейн неохотно воспринял уход брата. Он так испугался за Эмму, буквально потерял голову, что едва заметил время, которое провел за решеткой с Гарретом.

— Я должен идти за Лаушей.

К сожалению, Охотница Люсия исчезла. Лаклейн слышал, что она «отправилась на отдых» со своей «сообщницей» Реджин Лучезарной. Непривычный жаргон этого времени всё еще озадачивал его, но он усвоил достаточно информации, чтобы понять, что Гаррет оказался прав насчет своей подруги: Люсия действительно беглянка.

— Да, конечно же, ты должен идти за ней. Но, может быть, ты мог бы сделать это и после моей свадьбы?

Завтра Лаклейн женится на Эмме. Несмотря на то, что ликаны считали, что соединяются с подругой навечно, и не нуждались в свадьбе как таковой, валькирии настаивали на официальной брачной церемонии. Или, как процедила Анника: «Что-то немного более респектабельное, чем простой укус».

Что более важно, моя малышка в восторге от этого.

Меньше чем через двадцать четыре часа он возьмет свою сладкую Эмму уже в качестве жены. Эти часы будут тянуться для него невероятно медленно.

— Я не могу, — Гаррет сделал глоток. — Нет, если только не нужен тебе для того, чтобы помочь… акклиматизироваться.

Его лицо потемнело.

Хотя Гаррет принял вампирскую сущность Эммы — и даже тот факт, что Лаклейн кормит ее и наслаждается этим процессом, — он никак не мог примириться с бесконечными десятилетиями заключения и агонии Лаклейна. И это при том, что Лаклейн скрыл самое худшее.