Книга Слева молот, справа серп - Михаил Шахназаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Один рост вы ему уже пообещали. А карьера в общепите известная. Официант, завзалом, директор, тюрьма. Не всегда, но как правило.
Андрей поставил кассету с записями «Zodiac». Под электронные переливы синтезатора мелькали типичные латвийские пейзажи. Пашни, коровы, древние амбары, сложенные из поблескивающих на солнце валунов.
– А почему состав идет так медленно? – поинтересовался Марьин.
– Хуторяне и лоси должны внимательно прочесть название поезда, – пояснил Рома.
Малютка налил по второй. В дверном проеме появилась миловидная женщина. Черноволосая, фигуристая, зеленые глаза со смешинкой. Взгляд Джоки тут же сфокусировался над расстегнутой пуговицей вельветового халата. Грудь незнакомки пошло манила. Рома, наклонив голову, рассматривал точеные ножки и аккуратный педикюр.
– У соседей не найдется спичек?
– Только в обмен на имя, – предложил Андрей.
– Кристина.
Джоки прильнул к ручке девушки. Рома еле заметно кивнул. Пообещав вернуть коробок, Кристина удалилась. Марьин выглянул в коридор и, качая головой, по слогам произнес:
– Какое филе… А как она им виляет…
– Там не только филе. Там все на месте! – согласился Малютка. – А ты на глаза ее посмотри. Как у моей покойной таксы в период течки.
– Это я заметил. Она с подругой курить пошла. Подруга тоже хороша. И как мы их на перроне не заметили?! – удивился Андрей.
Рома криво усмехнулся:
– Это вы их не заметили. Кристина Пузанкина. Родители, когда имя давали, хотели накладку с фамилией исправить. Она – корреспондент заводской многотиражки «ВЭФ». Журналистка-многостаночница…
– Да, много ума не надобно, чтобы там писать, – ушел в критику Малютка. – Только фамилии меняй: «Вчера злостный нарушитель трудовой дисциплины Херякин вновь подвел коллектив… Сегодня лучший фрезеровщик пятого цеха Пиздюкиньш в очередной раз превысил… Завтра известная своими трудовыми достижениями паяльщица Мандюкова обещала перевыполнить…» Вот и вся журналистика. А ты, Ромка, я чую, и с ней успел покувыркаться.
– С ней – нет. С ее подругой было. Но не с той, что сейчас курить пошла.
– Так, может, групповичок соорудим, товарищи журналисты? – воспрял Джоки.
– Джоки… Групповик в купе?! Это уже не секс, а железнодорожная эквилибристика.
– Все зависит от настроения. У меня в сидячей ванне разок получилось. Правда, стоя.
– Сидячая ванна, горбатый «запорожец», будильники, которые не звонят… Как с этим жить без водки? – потянуло на философию Хузина.
Обслуживать знаменитостей Гвидо доводилось. Дома хранились автографы известных актеров. Фотографии с Расулом Гамзатовым и Валентиной Терешковой стояли в рамочках на полках секции. Эти снимки Шнапсте почитал за семейные реликвии. Подносил он блюда и важным товарищам из Москвы. Но в командировки и на обслуживание правительственных банкетов Гвидо не отправляли ни разу.
И все же официанта не покидало чувство легкой тревоги. Особенно после того, как увидел он кошмарный сон. Гвидо снилось, будто скачет он на коне. И конь не гнедой, не вороной, а в яблоках. На голове воина Шнапсте буденовка с большой красной звездой, а на плечах черная бурка. Но вместо погон – эполеты с золотой бахромой и аксельбант на груди. Где-то вдалеке слышны залпы орудий, горизонт разрисован всполохами от взрывов. Но Гвидо несется вперед, не ведая страха. И вдруг из-за пригорка появляется конный отряд. В его рядах и кавалеристы с пиками, и белогвардейцы с шашками, и гуроны с томагавками и луками. Но Гвидо не сворачивает с пути. Наоборот, он пришпоривает скакуна и мчится навстречу опасности. Врезается в гущу вражеской силы, и от взмахов руки его валятся на землю противники. А некоторые с исполненными страхом глазами сами разворачивают лошадей или каменеют от ужаса. И тут видит Гвидо, что в руках у него не шашка, не сабля, а огромный, размером с булаву, член с шипами. А еще видит, что подмога вдали появилась. Боясь осрамиться, пускает всадник коня галопом и сигает с обрыва в бурную реку. На этом моменте Шнапсте проснулся от собственного крика и тут же заглянул под одеяло.
Про сон Гвидо вспомнил после того, как узнал, что «Поезд дружбы» едет помогать сборщикам яблок. Конь был тоже в яблоках, а вместе с официантом поедут те, кого он считал врагами.
Интерьер вагона Шнапсте поразил. В голове СВ располагалась просторная кухня с удобной плитой, вытяжкой, большим столом и посудными шкафами. Полки двухместных купе были обиты дорогой материей. Ворсинки ковровой дорожки, постеленной в коридоре, блестели. Пространства между окон занимали небольшие акварели в деревянных рамочках, а плафоны светильников матового стекла украшали золотистые лепестки. В голове Гвидо пронеслась знакомая миллионам советских людей мысль: «И ведь живут же некоторые…» Тонкий голосок души добавил: «суки». В напарницы Шнапсте подобрали официантку ресторана «Сените» Ингу – длинноногую блондинку с узкой талией и внешностью дефицитной гэдээровской куклы.
Раздался короткий гудок. Состав начал медленно притормаживать у вокзала городка Огре. Громкоговоритель, как и на про́водах, приветствовал, штамповал бравые лозунги, заглядывал в светлое будущее. Только голос был мужским и с латышским акцентом. Оркестра на перроне не наблюдалось. Местных пионеров решили не мучить. Явно подвыпивший старлей неуверенным движением отдал честь и широко улыбнулся. Согбенная бабулька радостно помахала клюкой, ощерившись желтыми зубами.
– Дурной знак, – с грустью проговорил Хузин.
– Где дурной знак? – спросил Малютка.
– Вон. Бабка клюкой помахала. А это дурной знак.
– Как ни манила эта поездка, но вся она и есть сплошной дурной знак, – поддержал Андрей Рому. – Вся она соткана из соблазнов и грехов, о которых говорил Шиндельман. Несколько шагов – и попадаешь в рог изобилия с приделанными к нему железнодорожными осями. Пойло, халявные деликатесы… Еще ближе – девушки, готовые совокупляться ночи напролет. А впереди ждут сборщицы антоновки и ранета. И двое суток полной свободы и бесконтрольности.
– Лицемеры и клоуны! Ваши коллеги могут лишь мечтать о таком презенте! Несчастные люди, морально забитые женами, детьми, тещами и начальством. Они только ищут повода вырваться на свободу! – возмущался Малютка. – Дурной знак… Когда это помахивание клюкой или костылем было дурным знаком, Ром?
– Для меня было и будет. Иду как-то по улице, а на тротуаре противоположной стороны соседка тетя Агния. В одной руке тяжеленная авоська. Ну, молоко там, картошка, порошок стиральный. А в другой руке клюка. Она машет ею и кричит: «Ромочка, милок, подсобил бы старухе немощной!» Я бегом через дорогу. Дотащил груз прямо до двери. Она в благодарности ударилась, обещала, что Бог никогда не забудет меня и моих близких. Ага… Не забыл. Вечером того же дня меня бросила Юля.
– С которой ты прожил ровно неделю, – подытожил Марьин.
Малютка наполнил рюмки:
– За добрый знак в лице Кристины Пузанкиной, попросившей спички.