Книга Мгновение истины. В августе четырнадцатого - Виктор Носатов

Германский статс-секретарь по иностранным делам Ягов стал теперь в Потсдамском дворце чуть ли не каждодневным спутником кайзера. С раннего утра, когда император делал гимнастику, Ягов докладывал ему последние политические новости, а во время его прогулки в Тиргартене, чтобы развеселить монарха, рассказывал ему анекдоты о чопорных англичанах, мужиковатых русских и распутных французах. В 11 часов уже с полным правом он представлял доклад по полной форме, с анализом внешнеполитической обстановки и своими предложениями, с которыми кайзер соглашался довольно редко. Но перед тем как уделить должное внимание советам и рекомендациям своего статс-секретаря, он обязательно консультировался с шефом разведки Николаи.

Вот и вначале июля, когда большинство дипломатов и генералов, за исключением военного министра Фалькенгайна, который не верил в победу, всячески подталкивали императора к реализации плана Шлиффена, он вызвал к себе Николаи и с ходу огорошил его вопросом:

– Вы можете сказать мне однозначно: вступит в войну Англия в случае реализации нами плана Шлиффена? Перед запланированным мной Коронным советом, на котором будет принято окончательное решение, я бы хотел выслушать ваше мнение на этот счет.

– Наш лондонский военный агент утверждает, что король Георг V не желает войны…

– Да! Об этом же меня уверяет и Лахновский, – нетерпеливо перебил разведчика кайзер, – я всегда считал, что противоречия между Великобританией, с одной стороны, и Россией и Францией – с другой, гораздо значительнее, чем противоречия между Германией и Россией и даже Францией…

– Но, ваше величество, это уже давно не так. На самом деле экономические противоречия между нашими странами стали сильнее, чем некогда наше общее стремление воспрепятствовать русской экспансии в Азии и на Балканах. Сегодня немецкие товары успешно вытесняют английские не только на Востоке, но и на рынках России, Австро-Венгрии, Дании, Швеции, Румынии, Турции и других стран. В настоящее время особенно обострилась конкуренция английских и немецких банков за сферы вложения капиталов в странах Латинской Америки и Дальнего Востока. Все это не может не сказываться на внешней политике этой страны. Поэтому я бы не особо доверял высказываниям британских политиков. Даже тот факт, что в ответ на ваше дружественное приглашение принять участие в парусной регате Первый лорд Адмиралтейства Черчилль прибыл отнюдь не на яхте, говорит о многом…

– Вы правы! Он явно хотел продемонстрировать своими дредноутами силу британского флота. А это уже явно не дружественный жест, а скорее наоборот.

– Если Англия задумает принять участие в войне на стороне Франции, – после небольшого раздумья решительно воскликнул император, – я зажгу мировую войну, которая потрясет весь свет. Я подниму весь ислам против Англии, и султан мне обещал свою поддержку. Англия может уничтожить наш флот, но у нее кровь будет сочиться из тысяч ран.

«Для кого он это говорит? – подумал Николаи. – Ведь рядом никого, кроме меня и генерал-адъютанта». Но заметив, что тот что-то старательно записывает, все понял. Кайзер так бескомпромиссно и грозно говорил не для него, а для истории.

После слов, сказанных в высоком запале, с лихорадочным блеском в глазах, взор императора вдруг померк. Медленно и тяжело ступая, он подошел к Николаи и, доверительно глядя ему в глаза, неожиданно заметил:

– Но не могу же я упустить случай, который ниспослало благожелательное к германской нации провидение. Что же делать?

– Если Англия вопреки всем своим заверениям все-таки захочет принять участие в схватке, то большую войну придется отложить на другой раз, – попытался еще раз отсрочить начало войны Николаи, – к тому времени, когда мы создадим более мощный флот и сумеем поссорить Альбион со своими нынешними союзниками.

– Фалькенгайн тоже не верит в победу, – обреченно произнес кайзер, – разбить Францию за шесть недель – за пределами возможного, даже нашей, лучшей в мире армии, и поэтому он считает, что самое большее, чего можно добиться на западном театре военных действий, это лишь избежать поражения. Может быть, начать сначала поход на Восток? – неуверенно произнес кайзер, ни к кому не обращаясь.

Николаи понял, откуда у императора такая нерешительность. Перед поездкой в Потсдам он навестил военного министра Фалькенгайна. В откровенной беседе с ним генерал, говоря о неизбежности войны, сказал, что предложил императору программу наступления на западном театре военных действий. Фалькенгайн предупредил его, что старые вояки, генералы Гинденбург и Людендорф, на счету которых были самые громкие победы германского оружия, предложили свой план военной кампании, намереваясь реализовать план Шлиффена «наоборот»: вначале разгромить русских, а затем приняться за французов.

Именно поэтому, еще ничего для себя не решив, кайзер метался между двумя враждебными лагерями, невольно возникшими в Большом Генеральном штабе, не зная, к какому из них примкнуть.

– Ваше величество, существует третий вариант решения европейского вопроса, который может ограничиться локальным конфликтом, – предложил Николаи.

– Что вы имеете в виду?

– Надо подтолкнуть нерешительных австрийцев, чтобы они сделали первый шаг, оккупировали Сербию и остальные Балканы, не ожидая ответа сербов на свой ультиматум…

– В этом есть рациональное зерно, – прервал кайзер размышления шефа разведки, – сейчас или никогда… с сербами надо покончить, и побыстрее. Судя по нынешнему состоянию дел, русские никоим образом не готовы к войне и должны будут дважды подумать, прежде чем призвать свой народ к оружию, для того чтобы оказать помощь славянским государствам. Мы же, для того чтобы подтолкнуть Австро-Венгрию к решительным действиям, должны продемонстрировать своим союзникам «верность нибелунгов. Надо дать понять Францу-Иосифу, что германские интересы требуют сохранения сильной Австрии, и Германия ни за что и никогда не покинет Австро-Венгрию в эти тяжелые времена. Все это я выскажу на Коронном совете, – посветлел лик кайзера, ненадолго вышедшего из своего обычного состояния испуганной нерешительности.

– Но, ваше величество, по-моему, еще рано принимать какие-то определенные решения. Не лучше ли ограничиться простым совещанием в кругу императорской семьи, а также ваших ближайших советников и военных, без оформления протоколов. Ничто не должно раньше времени раскрывать ваши великие намерения. Ведь кардинальные изменения как в политике, так и в экономике могут произойти каждый божий день. И история не простит вам скоропалительных решений.

Кайзер с некоторой долей скептицизма слушал возражение своего главного шпиона, но последние его слова попали на благодатную почву, и он, величественно пожав плечами, высокопарно изрек:

– В истории остаются только великие дела! – И после небольшой паузы добавил: – Я подумаю над вашими словами.

Через несколько дней Николаи, получив официальное приглашение в Потсдамскую резиденцию кайзера, направился на очередную аудиенцию, прихватив на всякий случай с собой самые последние аналитические заключения и прогнозы. Встретив авто шефа разведки перед дворцом, флигель-адъютант сразу же сопроводил его не в приемную кайзера, как обычно, а в довольно прохладную, несмотря на жару, Мраморную галерею своего нового дворца. Выходившие в парк огромные окна были распахнуты настежь, пропуская внутрь прохладный воздух, смешанный с тонким ароматом деревьев и цветов. Недалеко от галереи с самым равнодушным видом прохаживались офицеры из личной гвардии императора. Вокруг царили тишина и мрачная торжественность.