Книга Лукреция Борджиа - Женевьева Шастенэ

Ваноцца с большим усердием помогает этим несчастным, Лукреция с жаром ее поддерживает. Общие комнаты в доме на Пьяцца Бранкис превращены в спальни и столовые. Подобно Марфе и Марии, мать и дочь и с ними полчище служанок переделывают кухню во что-то вроде больницы. Марфа-Ваноцца занимается материальными проблемами, снабжением дровами и пищей. Мария-Лукреция старается утешить обездоленных, порой обнаруживая среди них профессиональных нищих с целым выводком ребятишек, обученных попрошайничать или воровать.

Новый год начинается с мрачных предзнаменований. «В январе, — читаем мы запись в одном дневнике, — на берегах Тибра было обнаружено необыкновенное чудовище. Оно зеленого цвета, у него голова осла и тело женщины, правая рука напоминает слоновый хобот, зад его похож на лицо бородатого старика, а хвост его похож на змею»11. Как не увидеть в этих строках предвестие новых бедствий, если именно в этот момент Рима достигают первые колдовские заклинания Савонаролы? Александр VI крепко держит в руках бразды правления. Чтобы быть еще более уверенным в своей власти над Священной коллегией, 9 марта он возводит в кардинальский сан четырех преданных ему прелатов: Бартоломео Мартини, Хуана Лопеса, Хуана де Кастро и своего внучатого племянника Хуана Борджа по прозвищу Младший, внука своей сестры Хуаны.

Две недели спустя Франческо Гонзага, маркиз Мантуанский, входит в Рим, где у ворот Пополо его и сопровождающих его рыцарей встречают Лукреция и Джованни. Когда он проходит через Кампо деи Фьори, народ, который видит в нем освободителя Италии, рукоплещет. Когда он пересекает мост Святого Ангела, ему салютуют выстрелами из пищалей, затем он прибывает в Ватикан, где в окружении восьми кардиналов ожидает папу, и тот вручает ему Золотую Розу — символ того, что Церковь им довольна. Во время пира, устроенного Лукрецией в Санта-Мария-ин-Портику, она слышит из уст самого героя рассказ о битве при Форну. На картине, которую Франческо Гонзага закажет Мантенье, чтобы увековечить свою победу, художник изобразит его в доспехах, бывших на нем во время боя. Полководец преклонил колени у ног Богоматери, а рядом стоят святой Михаил и святой Георгий.

По иронии судьбы проигравшая бой Франция владеет этой картиной. «Мадонной Победы» можно полюбоваться в Лувре. Крепкое телосложение Франческо Гонзага, этого загорелого человека с короткой черной бородкой, с резкими, выразительными чертами лица, с черными блестящими глазами, его очаровательная некрасивость производят особенное впечатление на Лукрецию, которая с интересом слушает рассказ воина и даже не может предположить, что в один прекрасный день он сыграет важную роль в ее жизни.

В марте Джованни уезжает из Рима, затем возвращается туда в апреле, однако в мае вновь уезжает в Пезаро. Послы отмечают, что он уделяет мало времени жене, и констатируют, что чаще он оставляет ее под «апостолической опекой»; и хотя папа предлагает ему разные должности, он от них отказывается. Проходят лето и осень, наступает зима, а жена этого мужа-невидимки, за которого она вышла из чувства долга, похоже, не страдает от его отсутствия.

Умение шестнадцатилетней Лукреции быстро приспосабливаться к обстоятельствам, ее искусство устраивать приемы, ее изысканная вежливость и при этом полная естественность — все это внушает Александру VI мысль использовать в политической игре свою дочь, которая благодаря своим талантам с каждым днем придает все больше блеска римскому двору. Именно поэтому он поручает ей принять ее брата Гоффредо, принца Скуиллаче и его жену Санчу Арагонскую. Лукреция немного побаивается своей невестки, о красоте которой ходят легенды. Поэтому Лукреция создает особенно пышную, почти королевскую обстановку для торжественной встречи, которая была назначена на 21 мая 1496 года.

В окружении двадцати придворных дам и двух пажей верхом на лошадях, восседая на своей парадной лошади, Лукреция возглавляет кортеж, состоящий из двухсот воинов папской гвардии. За ними следуют сенаторы, капелланы, герольды, посол католических королей, посланник неаполитанского короля, посланник императора, два уполномоченных Венеции и представитель герцога Миланского; затем следуют правители города, канцлеры и, наконец, толпа граждан, желающих засвидетельствовать свое почтение принцессе Арагонской и ее мужу. К десяти часам вся королевская свита торжественно въезжает в город.

Лукреция, которой очень к лицу бледность, с любопытством разглядывает новую родственницу, сидящую верхом на красивой испанской лошадке серой масти, покрытой бархатной черной попоной. Одетая по неаполитанской моде в темное платье с широкими рукавами, отороченными испанским кружевом, эта красавица с румяным лицом, с черными, как смоль, волосами и сапфировыми глазами держится превосходно. Когда их лошади поравнялись, молодые женщины церемонно расцеловались. Сын папы, с загорелым лицом, с волосами до плеч, которые отливают медью, скорее похож на пажа, сошедшего со страниц галантной новеллы, чем на мужа принцессы Арагонской.

Александр VI ждет детей и свиту в окружении одиннадцати кардиналов. У его ног положили плюшевые подушечки, а на землю — четыре большие красные атласные подушки. Проходит несколько минут; из соседней комнаты доносятся перешептывание, женские голоса, приглушенный смех, шуршание шелков, позвякивание шпор. Когда двери наконец отворяются, первым заходит Гоффредо, он целует ногу папы и, поднявшись, бросается в объятия к отцу, который на минуту прижимает к груди голову сына; потом он обнимает Лукрецию и принцессу Арагонскую. Затем принц Скуиллаче и его супруга приветствуют кардиналов, которые в свою очередь дарят им «поцелуй примирения»; затем дамскому эскорту Санчи позволено преклонить колени перед папой. «Придворные дамы вполне достойны своей госпожи», — сообщает посланник Мантуи. Церемония — то ли светская, то ли церковная — продолжается, каждый торжественно занимает свое место, и начинается веселая и игривая беседа между папой и двумя молодыми женщинами. Лишь Чезаре, сидящий среди кардиналов, похоже, не разделяет семейной радости. Его взгляд, брошенный на принцессу Скуиллаче, не ускользает от Скалоны — мантуанского оратора, который отмечает, что, «судя по жестам и выражению лица, овечка готова легко сдаться волку».

Два дня спустя в соборе Святого Петра была отслужена литургия и на ней присутствовал понтифик со всей семьей. Некий испанец, капеллан епископа Сегорбо Бартоломео Мартини, произносит длинную и нудную речь. Все, включая папу, явно скучают и с трудом переносят бесконечные рассуждения, слабо приправленные риторическими красотами. Внезапно, будучи не в силах сдержать свою живость, Санча увлекает за собой Лукрецию к креслам, предназначенным для каноников. Все хорошенькие дамы следуют за ними, и тяжелые одежды ничуть не стесняют их быстрых движений, они карабкаются на помост и устраиваются там. Все они притворяются, что внимательно слушают проповедника, но глаза их шаловливо блестят. Естественно, Бурхард возмущается: «Санча и сопровождающие ее Лукреция и другие молодые женщины самым неприличным образом уселись на помосте для певчих (pulpitum) и вокруг него, и их постыдное поведение возмутило народ».

В подобного рода происшествиях нет ничего необычного для тех времен. В летописи событий Вечного города сообщается, что, к примеру, на праздник святого Августина в монастыре «публичные девки расположились между алтарем и кардиналами» и что «в церкви Святого Цельса два каноника подрались до крови». Сам Александр VI разрешает своему любимому шуту Габриэлетто, когда папа поворачивается спиной, изображать, будто он проповедует на латыни или по-испански, и благословлять толпу, как то делает его хозяин.