Книга Джуна. Одиночество солнца - Светлана Савицкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Джуна, собаки – они как люди: даже когда лают, надо говорить с ними ласковым голосом и гладить, где у них чешется и болит. Жирный твой «пэс» любит, чтобы я тискала его жирную задницу. – Я демонстративно подняла Вики за шерсть, тот от счастья заскулил, – видишь, ни один из твоих гостей не осмелился бы на такой смелый контакт. Поэтому, когда я прихожу, он летит встречать сломя голову.
– Нет, – возразила Джуна, – он чувствует излучение твоих рук.
– Да? А ты чувствуешь? Оно какое?
– Синее, – ответила Джуна загадкой, отвернулась и пошла.
– Это хорошо или плохо? – догоняла я, умирая от любопытства.
– Слушай! Отстань! Мне надоело говорить о тебе.
– Ты просто не знаешь? Да?
– Где у меня на лбу написано, что я должна все знать? – взвинтилась Джуна. – Я тебе кто?
– Джуна.
– Я ученый! Поэтому я НИЧЕГО не знаю. Где мои сигареты? Где мои ключи? Вики! Отстань от Светы! Самир! Кто-нибудь нальет мне кофе?!
Она мечтала о новом приборе. Где-то через полгода после этого разговора ей привезли небольшую коробочку с проводками по ее конструкторским эскизам. Она показала вожделенную вещицу, как барышни показывают друг другу драгоценности, хранящиеся в особой шкатулке:
– Вот, смотри, Света!
– Что это?
– Это дополненное и модифицированное однажды спасет ЧЕЛОВЕЧЕСТВО!
Сумасшедшая? Да. Одержимая идеей фикс? Да! Поэтому уникальна.
О вы, те, кто читает книгу! Если среди вас есть тот, кто осуждал Джуну, не понимая, кто она и зачем живет на этой планете, ответьте себе – что вы-то сами представляете для ЧЕЛОВЕЧЕСТВА? Именно так. Да. Написанное одними большими буквами.
Ваши мечты – выпить пива? Хорошо поесть? Гульнуть от супруга? Поваляться колодой на пляже? Досмотреть сериал? Приобрести новую компьютерную игрушку? Новый смартфон? «Лексус»? Если так, вы не имеете права ее судить. Она писала стихи. Песни. Возводила стены фундаментальной науки о человеке. Джуна сама изобретала эти «лексусы».
Таких коробочек ей привезли несколько. Одну из них Джуна передала, как она сказала, «наверх». Но ответа не дождалась.
Ученый мир пытался приспособить к ее дару свои диссертации, докторские, научные трактаты. Она и сама пыталась это сделать. Но наступали минуты, когда не до бумаг. Не до формулировок. Вот больной. Или небольной. Вот инцидент. Вот то, что Джуна не может объяснить. Но может изменить ситуацию. Руками. Мозгом. Солнечным сплетением или сердечной чакрой. Включаются ее излучения. Волновые вибрации. Или видение в пространстве – в будущее. В прошлое. В настоящее.
Биополе, электрополе, фонополе или волновое поле, световосприятие, видение вокруг предметов радуг – все это отличало Джуну от остальных людей. Они, эти остальные, окружали феномен ежедневно и общались на равных. Хотя равными не были. Приборы фиксировали, что ее особый волновой и электрический фон в сто раз сильней. По аналогии, надо полагать, эмоциональный фон тоже зашкаливал за все возможные приличия. Иногда, находясь рядом с нею, пульс мой максимально учащался. Но я воспитала и дала высшее образование трем своим очень разным детям. И научилась управлять эмоциями. Своими маленькими эмоциями, которые были в сто раз слабее Джуниных эмоций.
Художники, композиторы, поэты, творцы, если бы не обладали свойством влиять на эмоциональный фон, не считались бы талантами.
Когда речь заходила о ее способности влиять на цветы, я просила:
– Покажи, как ты это делаешь!
– Проще простого, – отвечала Джуна, – ладони приложи друг к другу, оставь пять-семь сантиметров. Тепло пошло? Чувствуешь? Вот и цветок чувствует. Он распускается от света солнца. От эффекта парника. От мысли… Она теплая. Иногда горячая! У меня излучение сильнее. Поэтому воздействие на лепестки цветов ярче. Но цветы чувствуют каждого человека. Особенно хозяйку. Ласковый голос, как ты с Вики. Всё чувствует излучения: предметы, камни, космос.
Джуна рассказывала, смеясь, что, будучи девчонкой, прогоняла тучи. Просто сидишь и мысленно их отодвигаешь в сторону. Получалось.
После нее я попробовала. На Белом озере собиралась гроза. Я оказалась без зонта. Посмотрела на небо. Нахмурила бровки. Тучи ушли стороной.
Джуна скучала, если я улетала куда-нибудь из Москвы.
– Привези мне камешек с моря, – просила Джуна.
И я привозила.
Джуна любила камни. Она прикладывала их к щекам и заглядывала в те места, откуда их привозили.
– Хороший, – говорила она камешкам, – обласканный волнами.
Джуна умела раскачивать предметы. Двигать по столу стаканы. Я помню, как мой отец тоже умел это делать. Мы все ждали, когда мама нальет чай, а он от скуки глазами передвигал по столу стаканы. Мы девчонками смеялись. Я рассказала это Джуне.
– Это самое простое. Труднее щекотать внутренние органы. Раскачивать камни.
– А ты умеешь?
Она снова прижала указательный палец к губам:
– Тссс! Ты тоже умеешь. Только надо разозлиться. Или напугаться. Или напугать.
И я попробовала. У меня ничего не получилось. Но однажды жизнь завела в интересные обстоятельства. И я раскачала на подоконнике горшок с очень большим цветком, чем отвлекла хозяина от действий, что могли мне навредить. Хозяин дома до сих пор не понял, что горшок раскачала я.
Джуна часто звонила якобы для дела. На самом деле, ей «до дел не было никакого дела». Она просто хотела, чтобы я была рядом, как я понимала, как некий контейнер с солнечной энергией. Я приезжала к семи вечера, и хорошо если парою фраз мы смогли перекинуться, когда шел бесконечный поток посетителей, вплоть до самой ночи. Она посылала слуг, чтобы к столу доставили большущие пельмени такие – хинкали, цыплят табака, или баранью ногу с тархуном, или кебаби – колбаски такие грузинские в виде сосисок, или форель с орехами, или шашлык по-горски, или суп харчо с чесноком и всегда горячие хачапури – лепешки с сыром. Она уходила из своего угла и снова возвращалась. И обязательно приказывала голосом, не терпящим возражения:
