Книга Меня спасла слеза - Эрве Де Шаландар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы далеко от Страсбурга, и болезнь осталась позади. Каждый день мы, словно гурманы, наслаждаемся поданным нам блюдом из солнца, истории и экзотики.
Музыка безумствует, я поворачиваюсь, у меня кружится голова, и Рэй удерживает меня. Его объятия — это страховка от любого риска. Я могла бы внушить себе, что неуверенность моих шагов связана с вращением, качкой, с опьянением от счастья. Всегда непрочное равновесие танца позволило бы забыть о неустойчивости моего тела, все еще немного неловкого, нерешительного. Я сохранила стройность, но вынуждена признать реальность: какая же я тяжелая! Рэй на это не жалуется, он улыбается, шутит. Как же он волнуется!
— Держи меня крепко!
Это и любовная фраза, и выражение тревоги.
Хотя я отлично знаю, что бояться мне нечего: муж доказал мне, что он не из тех, кто даст мне упасть.
Я все еще цепляюсь за Рэя.
Я хватаюсь за него, не отпускаю в течение многих часов. Обстановка менее гламурная, но такая же величественная: мы высоко в горах на таких крутых тропах, что этот поход для меня равнозначен занятиям альпинизмом.
Мы в походе по массиву Эгий-Руж напротив Монблана. Первые дни я щипала себя, чтобы поверить, что я действительно вернулась в горы. Я жадно вдыхаю свежий воздух, слегка пикантный, чтобы убедиться в том, что снова могу дышать полной грудью. Я без устали всматриваюсь в панораму, чтобы констатировать, что снова могу обнять взглядом безграничность. И теперь упорно карабкаюсь, стискивая зубы, чтобы констатировать: я снова способна на это. Честно говоря, это еще не совсем то, но мой прогресс очень ободряет.
Рэй оставил меня на два дня, чтобы подарить себе переход через Бюэ с группой наиболее опытных туристов. Я ограничилась классическим обходом Физ. А это все-таки четыре-пять часов ежедневной ходьбы в течение недели с учетом преодоления множества перевалов на высоте более двух тысяч метров. Утром мне необходимо «размять» мое тело: я все еще просыпаюсь, как маленькая старушка, и тренировки сложнее оттого, что я ужасно разбита. Как будто я упала с грузовика. Но и другие туристы испытывают боль. И эти боли меня совершенно не беспокоят в отличие от тех, других болей. Эти боли естественные, логические, законные. Так болит тело, которое всего лишь снова начало работать.
Маршруты двух групп соединились. Я снова встретилась с моим проводником. А он мне очень нужен, потому что дорога остается крутой и начался дождь.
Я вернулась в горы. Я жадно вдыхаю свежий воздух, чтобы убедиться в том, что снова могу дышать полной грудью. И теперь упорно карабкаюсь, стискивая зубы, чтобы констатировать: я снова способна на это.
Мы промокли до костей. Мне не терпится попасть в спартанский комфорт приюта в Плате. Я радуюсь. Это отсутствие комфорта на высоте две тысячи тридцать два метра в сыром тумане просто восхитительно, если боишься провести остаток своих дней прикованной к постели.
Этот поход начался 14 июля. Ровно через два года — день в день — после внутренней катастрофы, сразившей меня. Годом раньше, в первую годовщину начала моей болезни, я тоже не была дома. Я устроила так, чтобы оказаться у дочери в пригороде Парижа. Настанет ли день, когда эта дата снова станет для меня только Днем взятия Бастилии, праздником с танцами и фейерверками? Сильно в этом сомневаюсь. Для меня этот государственный праздник остается непростым днем.
Сейчас я создаю абсолютную иллюзию. В последнее время я не раз встречала знакомых женщин, которые были не в курсе моих злоключений. Они ничего не заметили:
— Привет, Анжель! Как поживаешь? Давненько не виделись… Ты отлично выглядишь!
В моей внешности не осталось ни единого внешнего признака болезни. Мои волосы уже не похожи на свалявшуюся шерсть, как это было после моего пробуждения. Я ем, я хожу, я двигаюсь, я нормально говорю. Трахеостома оставила на моей шее странный шрам, похожий на неправильно расположенный пупок. Благодаря небольшой эстетической корректировке теперь ничто не напоминает о том отверстии. Гастростома оставила след на моем животе, но он не виден, хорошо спрятан и смущает меня не более, чем воспоминание об удаленном аппендиксе. Никому в голову не приходит, что мне необходимы пять еженедельных занятий с кинезиотерапевтом и логопедом. Никто не знает, что иногда по вечерам, когда я устаю, у меня появляется шум в ушах. Никто не подозревает, что у меня развилась «больницефобия»: мне страшно снова оказаться в руках врачей. Даже из-за ерунды. Раньше я ходила в больницу без страха, потому что мне нужно было лечение. Этой беззаботности больше нет. Теперь я дрожу при мысли о том, что снова придется страдать.
Если бы я была склонна к депрессии, я бы еще лежала, в этом сомнений нет. В кровати, если не в гробу. Но я считаю, что мой час пока не пришел.
Я уже не больна, но еще и не восстановилась полностью. И это восстановление должно быть не только физическим, но и моральным.
Я понимаю, что мне повезло с моей природой. Я уже говорила: у меня хорошие гены, я позитивна и спортивна, я люблю жизнь. Я ею наслаждаюсь. Я умею ценить даже мельчайшие ее удовольствия. А когда любишь жизнь, силы найдутся.
Один из врачей-реаниматологов, который мной занимался, настоятельно советовал:
— Вбейте себе в голову, что вы сами себя вытащили!
Забавно, я-то думала, что они, врачи, тоже частично ответственны за мое выздоровление. Шутки в сторону, возможно, он прав, но я следовала линии, определенной моим характером. Если бы я была склонна к депрессии, я бы еще лежала, в этом сомнений нет. В кровати, если не в гробу. Но я считаю, что мой час пока не пришел. Мне, должно быть, предначертано дожить до старости. У меня нет ощущения, что мне дали отсрочку.
Зато этот опыт меня изменил. Я похожа на ту, какой была прежде, только я не совсем такая. Я тороплюсь меньше, чем раньше. Мне всегда хотелось, чтобы все шло быстро! Я стала более сдержанной, более созерцательной. Каждое утро я наслаждаюсь тем, что я в добром здравии. Что я могу встать, поцеловать мужа, позвонить дочери, встретиться с подругами.
Первый урок, который я извлекаю из моего опыта, прост: бороться нужно всегда, какие бы злоключения ни выпали на нашу долю. Всегда верить. Всегда идти вперед, даже если для преодоления нескольких миллиметров требуются отчаянные усилия. Если не верить, если отступить, если считать, что эти миллиметры ничего не изменят, то ваше поражение предопределено. Главное — идти вперед.
Признаю, что в некоторых ситуациях боль становилась настолько невыносимой, что временно лишала меня вкуса к жизни. Она могла убить меня. Но как только я приходила в себя, то снова верила в успех. И тяжесть моего состояния ничего не значила. Я не могла представить, что настал мой конец. Этого просто не могло быть. Это было невозможно. Не нужно.
Бороться нужно всегда, какие бы злоключения ни выпали на нашу долю. Всегда верить. Всегда идти вперед, даже если для преодоления нескольких миллиметров требуются отчаянные усилия.
