Книга Патриарх Гермоген - Дмитрий Володихин

Уже летом 1606 года Василий IV получил известия о заговорах против него на юге, царские воеводы впервые столкнулись с сопротивлением в тех местах, начал распространяться слух о новом «чудесном спасении царя Дмитрия Ивановича». Это заставило Василия Ивановича насторожиться. Он приказал объявить народу, что вся земля «находится в великой опасности». Государь велел повсеместно напоминать о том, сколько зла наделали поляки русским, используя Самозванца: казна растрачена, пролита кровь тысяч людей, «превосходный и благоразумный великий князь, Борис Федорович, погиб… с женой, с сыном и всем родом; теперь поляки и некоторые негодные изменники и разорители страны разносят, что вор и блядин сын ушел, а не убит, а это, как всем известно, не было на самом деле; да хотя бы и было так, он все же не истинный Димитрий, а плут, обманщик и соблазнитель». Василий Иванович напомнил также, что принять нового Лжедмитрия или помочь ему означает пособничать утверждению «папской» веры. После этого, как гласит одно иностранное известие, «чтобы еще лучше расположить народ к христианскому состраданию, Шуйский велел вырыть тела великого князя Бориса, его жены и сына, уже три года лежавшие в земле[32], перенести их в Троицкий монастырь и похоронить по-княжески, с большою пышностью; каждое тело должны были нести 12 миль от Москвы до Троицы 20 монахов. Великий князь, думные бояре, дворяне и весь народ следовали за ними, также и патриарх, епископы, монахи и священники. Дочь Бориса, Аксинья, ехала возле тел в закрытых санях, рыдала и причитала: “Горе мне бедной, горькой, покинутой сироте! Наглый вор, плут и изменник, назвавшийся Димитрием, истинный обманщик и соблазнитель, погубил моего отца, мать, брата и всех друзей. Теперь он и сам погиб за свое бесчинство и безбожную жизнь, а при жизни, да и по смерти, наделал этой стране много великого, лютого горя. Покарай его, Боже, осуди его в здешней, временной, и в той, вечной, жизни!”».

Эта затея, стоит заметить, получила поддержку со стороны Гермогена — он участвовал в траурном шествии. Возможно, сама мысль о честном перезахоронении Годуновых принадлежала именно ему. Почтительность к останкам Бориса Федоровича означала почтительность к царскому сану вообще, безотносительно личности государя.

Канонизация святого Димитрия Углицкого и громкое его прославление также были совместным делом Василия Шуйского и Гермогена: «Царь… и патриарх, видя дар Божий, что проявил Бог Своего угодника, сделали раку, и положили его в раке над землей… и составили праздничные стихиры и каноны, и установили праздник праздновать трижды в году: первое празднование на рождение, второе на убиение, третье на перенесение мощей в Москву».

Когда вооруженная борьба с многочисленными врагами приняла скверный оборот, Василий IV по совету с Гермогеном решил доставить прежнего первоиерарха Иова в Москву. Царь, вельможи, духовенство во главе с патриархом и весь народ должны были молить его о прощении. Иов — чуть ли не единственный, кто не совершил первого страшного предательства, не отстал от Годуновых и не признал Самозванца. Мало кто из духовенства пошел за ним на муку, а народ вовсе не прислушался к его обличениям. Теперь следовало исправить ошибку и тем снискать Божье благоволение.

По словам голландского купца Исаака Массы, идея привезти Иова в столицу и обратиться к нему с покаянными мольбами возникла после того, как с фронта борьбы против нового Самозванца пришли печальные вести. Бой у Венёва закончился поражением правительственных войск; хотя в Москву и доставили несколько пленных оттуда, зато всё дело пошло прахом. Кроме того, воеводы Василий Мосальский и Андрей Телятевский перешли со своими людьми на сторону врагов Василия IV. «Это известие, — говорит Масса, — произвело такой страх в Москве, что они вызвали из Старицы низложенного Димитрием старого патриарха Иова… он, слепой от старости, просил оставить его в покое, однако, [невзирая на это], его привезли в Москву… Его совет вместе со всеми другими советами ничему не мог помочь…»

Но мировидение людей Московского царства не исчерпывалось строго рациональными соображениями, свойственными протестантизму. Всё русское общество «от царя до псаря» твердо знало: любые беды и испытания приходят по воле Божьей — в наущение «по грехам». От них спасают прежде всего искреннее покаяние, умение «встягнуться от греха», а не какая-нибудь суетливая практическая деятельность. Бог поучил — Бог же простит, помилует, явит ласку свою. Но когда согрешили все — кто сильнее, кто слабее, а в стороне от общего греха остались считаные единицы — как тогда каяться? Перед кем? В какую сторону повернуть ум народный?

Иова позвали не напоказ, не пытаясь, говоря современным языком, срежиссировать акт охранительной пропаганды, а в искреннем стремлении заслужить от Господа милость Его. Слишком много несчастий свалилось на державу. Чаша страданий становилась всё тяжелее и тяжелее. Может, единственный большой праведник простит народ и помолится за него Богу?

3 февраля 1607 года Гермоген, два других архиерея, архимандриты и игумены присутствовали на совещании у царя. Было решено послать в Старицу за Иовом митрополита Крутицкого Пафнутия, симоновского архимандрита Пимена и других почетных посланников с закрытой зимней повозкой из царской конюшни. Посольству надлежало уговорить старого больного, смертельно обиженного Иова, «приехав к Москве, простити и разрешите всех православных крестьян в их преступлении крестного целованья и во многих клятвах».

5 февраля посольство отправилось из столицы с грамотой Гермогена. Патриарх «бил челом» Иову, «молил с усердием» и «колени преклонял», чтобы тот приехал и чтобы молился о мире для России, о здравии для Василия Ивановича и о царском одолении «на враги». 14 февраля Иов был привезен в Москву. Два дня спустя он вместе с Гермогеном и другими столпами духовенства определил порядок всеобщего покаяния: молить Бога о прощении им самим и «всем православным христианам», ибо они «преступили крестное целование», царицу Марию и царевича Федора Годуновых свергли и на смерть предали, совершили «многое бесчиние» против святой Церкви; приняли на царство «злодея и прелестника, и разорителя християнския веры», а потом целовали ему крест; прервали течение патриаршей литургии, скопом вырвали Иова из алтаря, таскали по площади и позорили, а потом «люторы и жиды» оскверняли храмы, а сам «царь» венчал свою невесту, «люторовой веры девку»[33], царским венцом. «И в тех бы во всех клятвах и в преступлении крестного целования просити нам милости Божией… и православных всех крестьян Российского государства от толиких клятв разрешити и прощении им и всем нам вкупе подавати, да о том бы о всем и грамоту нам прощальную и разрешительную изложити». Такая грамота была принята от имени Иова и всего Освященного собора 16 февраля.