Книга Раневская в домашних тапочках. Самый близкий человек вспоминает - Изабелла Аллен-Фельдман

13.11.1961

Посмотрела «Человека ниоткуда». Действительно сумбурно и неинтересно. Дрянь. Правильно ругают. Сестру пригласили выступить в клубе «Спецэлеватормельстроя». Название очаровало меня настолько, что я выучила его наизусть. А поначалу даже прочесть не смогла, сбивалась.

14.11.1961

Татьяна-журналист посоветовала сестре купить магнитофон. Говорит, что это очень удобно – наговаривать свои воспоминания на пленку.

– Какая она хитрожопая, – смеется сестра. – Я, значит, куплю магнитофон, наговорю воспоминания, а она их запишет, издаст и озолотится! Могла бы в ожидании такого гешефта купить магнитофон и подарить мне. И не наш, а заграничный, ездит же туда-сюда постоянно. Все равно окупится сторицей.

Мне очень нравится идея с мемуарами. Уговариваю сестру написать их. Предлагаю свою помощь. Я же ничем, кроме хозяйства, не занята, могла бы делать записи, систематизировать их. Недаром же я в молодости, когда у нас был кризис, некоторое время работала секретарем у M. de Laboulaye. Сестра, к величайшему моему сожалению, отказалась, ей пока не до мемуаров. А я так хотела быть ей полезной и узнать побольше о ее жизни. Мы родные сестры, но мы прожили наши жизни вдали друг от друга, совсем не общаясь. Это печальное обстоятельство в какой-то степени делает нас чужими, мешает нам понимать друг друга. В детстве сестра, при всех особенностях ее характера, была мне понятна, а сейчас – нет. Раньше я могла предсказать, как она отреагирует на то или иное слово, а сейчас не могу. Очень часто явная грубость может быть пропущена мимо ушей или встречена смехом, а совершенно невинное замечание вызывает бурю. Сегодня я сказала мимоходом, увидев новую фетровую шляпку сестры: «Ах, точно такую шляпку в тридцать втором году я купила в Вене!» Это классический фасон, который не меняется уже полвека, и в словах моих не содержалось никаких намеков, но сестра вспылила и упрекнула меня в том, что я «как сыр в масле каталась» (терпеть не могу это глупое выражение!), пока она «выбивалась в люди, экономя каждую копейку». При чем мои слова и это совершенно невразумительное сравнение? Какая связь? Если бы сестра хотела выйти замуж в том возрасте, когда вышла я, то кто ей мешал сделать это? Она бы успела еще до всех революций, и партия ей бы нашлась хорошая, несмотря на ее взбалмошный характер. В старом Таганроге «титул» дочери Фельдмана дорого стоил. Разве не делали отцу намеков Апштейн из Киева и Менделевич из Одессы? Оба они мечтали породнится с нами, сын Менделевича даже специально для знакомства с нашей семьей и сестрой, в частности, приезжал в Таганрог. Что сказала сестра? «Какой плюгавый бобик!» А отец этого «бобика» ворочал миллионами! И сам Менделевич смотрелся вполне неплохо. Ростом он не вышел, но черты лица у него были приятные, и ума ему было не занимать. Нет, гренадера она себе, что ли, хотела? Тогда зачем меня попрекать! Сыр в масле! Сэзол дир дунэрн ин бойх, вэсту мэйнэн аз сиз а хомэн-клапэр![75]

Я придумала хитрость – буду провоцировать сестру на воспоминания и тайно их записывать. Может, из этого выйдут когда-нибудь мемуары.

17.11.1961

В нашем доме много сплетничают. Ничего удивительного, людям свойственно сплетничать. У самой иногда язычок так и чешется, но я всегда стараюсь держаться в рамках. Сплетничать сплетничаю, но не злословлю и никого не осуждаю. Больше всего сплетничают про Лиду, к которой мы ходим «на телевизор». Молва приписывает ей какое-то невообразимое количество любовников, а ее похождения это настоящее rocambolesque[76].

Я спросила у сестры, ведь она дружит с Лидой, правда ли все то, что рассказывают про нее. Неужели у нее такая бурная жизнь?

– Люди еще не все знают! – ответила сестра. – У нее гораздо больше любовников! Лида – молодец, она умеет жить ярко и красиво. А зачем жить иначе? Что хорошего в скуке? Лида красива, и мужчины ходят за ней табунами? Так это же замечательно! Она меняет любовников как перчатки? Это ее дело! Хочет – и меняет, может – и меняет. У женщины непременно должны быть любовники, и чем больше, тем лучше! Тем, кто разглагольствует о моральном разложении, я бы посоветовала брать с Лиды пример, а не молоть чепуху!

19.11.1961

Приходила Ада Игнатьевна, бывшая жена режиссера Пырьева. Она решила уйти на пенсию, несмотря на то, что ей нет еще и шестидесяти.

– Что так? – немного бесцеремонно поинтересовалась сестра.

Они в дружеских отношениях, хоть и редко видятся и почти никогда не звонят друг другу, поэтому А.И. не обиделась.

– Надоело все, вы не представляете, насколько надоело. В театре никакой жизни, одна плесень с паутиной, ролей приличных нет, а неприличные играть противно. Да еще каждая дрянь пытается подпускать шпильки. «Это вам, Адочка, не былые времена, когда муж под вас картины пробивал!» А разве он что-то пробивал под меня? Снимал, было дело, но было и так, что не снимал. А кроме него я у Протазанова снималась, у Барнета, у Тарича, у Эйзенштейна…

Мы изрядно выпили (коньяк маленькими наперсточками пьется незаметно), и я чуть было не спросила, не рисовал ли Эйзенштейн Аду обнаженной, но вовремя опомнилась. Представляю, что сказала бы потом мне сестра.

– Недавно у Миши Ромма снялась… – продолжала Ада. – Не Пырьевым единым, как говорится. Но сейчас, к сожалению, меня уже все перестало радовать – и кино, и сцена, и даже сама жизнь.

Сестра тотчас же предложила выпить еще. Ада рассказала, что Пырьев, оказывается, сам хотел ставить «Войну и мир», но ему не дали.

– Это же такой лакомый кусок, – сказала она. – Соберет все награды, даже на зарубежные можно рассчитывать. Ванечкина звезда закатилась, ему даже запоздалое вступление в партию не помогло, а он этого все никак не поймет. Планы строит, со мной ими делится. Мы ведь остались если не друзьями, то добрыми знакомыми. Он мне даже на Марину жаловался несколько раз…

Сестра покрутила пальцем у виска. Я с ней не согласна. Почему бы супругам не сохранить хорошие отношения после развода? Это же так хорошо.

Театр, в котором служила Ада, был создан специально для актеров кино, чтобы занять их в свободное от съемок время. Это очень правильное решение правительства, но атмосфэра в этом театре была наихудшей из всех театральных атмосфэр. На отношения между актерами сказывается не только распределение театральных ролей, но и конкуренция за роли в кино. «Двойная моральная нагрузка», – сказала Ада. «Тройная, даже четверная, – поправила ее сестра. – Вы находитесь в доме каторжан, да вдобавок у вас чехарда из режиссеров». Ада согласилась. «Дом каторжан» – это бывшее общежитие для большевиков, побывавших на каторге. В Российской империи каторжников ссылали на Сахалин, а во Франции ссылают в Гвиану. Я однажды сказала мужу: «Французам-каторжникам повезло, – их отправляют в теплые края». Муж рассмеялся моему клоц-каше[77] и объяснил, что Гвиана ничем не лучше Сахалина, даже хуже. В тамошнем климате люди гниют заживо, и тепло изнуряет не меньше холода. К тому же французы крайне строго, если не жестоко, относятся к наказанию преступников. С Сахалина бежало множество большевиков, но я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь убежал из Гвианы.