Книга Хилтоны. Прошлое и настоящее знаменитой американской династии - Рэнди Тараборелли

Вскоре после этого нападения Эва и общий друг сестер Эндрю Банди привели в номер Жа-Жа некоего джентльмена в очках и представили его как Рудольфа Штейна, продюсера из Вены, пожелавшего увидеть ее, чтобы пригласить на роль в новой интересной постановке. Штейн уговорил Жа-Жа немного поспать перед обсуждением столь важного вопроса, так как она выглядит измученной. Сначала Жа-Жа оскорбилась, но потом сообразила, что даже не помнит, когда в последний раз спала, поэтому согласилась прилечь. Она легла на свою роскошную кровать в стиле императрицы Жозефины, а мистер Штейн присел рядом на стул.

– Время у нас есть, – мягко и успокаивающе заговорил он, – торопиться некуда. Вам нужно отдохнуть. Вы очень устали. С каждой минутой вы чувствуете себя еще более усталой.

Так, слушая его убаюкивающий голос, она заснула. Рудольф Штейн был, конечно, не продюсером – и Жа-Жа скоро узнала это, – а психиатром. Через несколько часов Жа-Жа очнулась в нью-йоркском санатории, где ей предстояло провести полтора месяца. Там все пошло еще хуже, как говорила она в своих мемуарах.

– Как описать кошмары этих нескольких недель и ужасы, которые под силу вообразить только Данте?! Я жила в мире смирительных рубашек, шоковой терапии инсулином, бесконечных инъекций – и с ужасом осознавала, что, хотя я все вижу, знаю, слышу и понимаю всю чудовищность происходящего, меня никто не слышит. Посетители ко мне не приходили. Никто меня не посещал, ни Конрад, ни Эва. Я чувствовала себя отвергнутой, никому не нужной.

Когда Жа-Жа вышла из санатория, она едва понимала, кто она такая.

– Я вышла в этот мир чужой, незнакомкой, – говорила она.

Она очень похудела, плохо себя чувствовала и была очень раздраженной. Но ее злоба была направлена не на Эву, а на Конрада. Она была убеждена, что это он решил поместить ее в санаторий, и не могла ни простить, ни забыть этого.

Глава 14

Развод

Через несколько недель после выписки из больницы Жа-Жа сообщили, что ее родители, Джоли и Вилмош, с сестрой Магдой уже направляются из Лиссабона в Нью-Йорк. В день прибытия ее матери в Нью-Йорк – отец и сестра плыли на другом пароходе и должны были прибыть двумя днями позднее – Жа-Жа и Эва со слезами радости встретили ее на пристани. Но иммигранты Габоры приехали практически нищими, потеряв все свое имущество, когда неприятель захватил их родину. Все, что они нажили упорным трудом за всю свою жизнь, особенно в результате семейной торговли ювелирными товарами, было у них отнято. Жа-Жа вспоминала, что Джоли привезла с собой «только соболью шубу и несколько старинных португальских вещиц из серебра, а из денег у нее была лишь одна стодолларовая купюра. Когда мы с сестрой бросились к матери в порту Нью-Йорка, она достала из сумочки эту купюру и роскошным жестом протянула их носильщику, который привез на тележке ее багаж». Джоли и остальные члены семьи были так рады, что наконец-то здоровыми и невредимыми добрались до Соединенных Штатов, что не придавали значения потерянному имуществу. Джоли и Магда остались в Америке, а Вилмош, который уже развелся с Джоли, не нашел своего счастья в новой стране, возвратился в Венгрию и там снова женился.

Эва позвонила Конраду и сообщила, что ее родственники прибыли из Венгрии, но им негде остановиться и нет денег. Как Конрад ни сердился на Жа-Жа, он сумел отодвинуть на задний план свои личные чувства и прилетел в Нью-Йорк выяснить, чем может им помочь. Он застал все семейство из пяти человек в одном двухместном номере его отеля «Плаза». Разумеется, Конрад не мог этого допустить и предоставил всем отдельные номера, а Джоли поместил в роскошном трехместном номере с тремя ванными комнатами.

– Он мог быть очень добрым и отзывчивым, – вспоминала Жа-Жа о Конраде. – Потом он любезно посмотрел привезенные мамой серебряные вещицы и все их купил у нее. Разумеется, они были ему не нужны, но он понимал, что мама будет очень рада выручить за них деньги. На эти деньги она нашла маленькое помещение на Мэдисон-авеню – между 62-й и 63-й улицами – и открыла в нем магазин «Джоли Габор», торгующий изысканной бижутерией в стиле Марии-Терезии, так популярной в Европе.

Он стал первым в ряду популярных ювелирных магазинов предприимчивой матушки Габор. «С годами мама составила состояние в миллионы долларов, – рассказывала Жа-Жа. – Приняла на работу в своих магазинах – она открыла еще один в Палм-Спрингс – мать Марии Каллас и других обедневших европейских аристократов».

К сожалению, щедрость Конрада по отношению к Джоли Габор не имела отношения к его браку с ее дочерью, он по-прежнему хотел покончить с ним. И началась борьба, обычно сопровождающая затянувшийся бракоразводный процесс.

Жа-Жа наняла самого ловкого адвоката в надежде, что он заставит Конрада заплатить ей за развод миллионы долларов. Но не только она была настроена на противостояние, Конрад тоже решил бороться.

Первым делом Конрад попросил ее отказаться от своего адвоката и нанять другого, его знакомого, которому он сам будет платить. Она отказалась это делать и потребовала, чтобы он оплачивал услуги ее адвоката, как и было принято в подобных процессах. Недовольный ее отказом, Конрад в отместку задержал деньги, которые должен был выплачивать ей по соглашению о разделе имущества. По этому же соглашению он должен был оплачивать ей в течение полугода номер в отеле по ее выбору – она могла выбирать между «Беверли-Хиллз», «Таун-Хаусом», «Плазой» «или любым другим отелем в Соединенных Штатах». Но по истечении шести месяцев ей предстояло уже самой оплачивать номер. Так что Хилтон просто дожидался этого момента. Они с адвокатом понимали, что если к окончанию шестимесячного периода не будет принято окончательное решение о разводе, а у Жа-Жа не будет денег на оплату номера, то от безвыходности она согласится на все его требования. Так и произошло.

1 августа 1945 года адвокат Хилтона Герндон сообщил письмом Конраду, что Жа-Жа очень встревожена, так как у нее совершенно не осталось денег из-за огромных расходов на бракоразводный процесс. Она заявила о своей готовности прекратить борьбу и спрашивала, когда может ожидать денег от Конрада по соглашению о разделе. Адвокат ответил, что, насколько ему известно, Конрад ей денег не переводил, и неизвестно, когда он это сделает. «Наступил момент, который я предсказывал, – писал адвокат Конраду. – Она в полном отчаянии». Узнав об этом, Жа-Жа заявила, что готова встретиться с предложенным Конрадом адвокатом. Правда, сказала она, ее теперешний адвокат заверил ее, что, если ей удастся немного затянуть время, Конрад вынужден будет пойти на серьезные уступки. На что Герндон заявил, что ее адвокат сам не знает, что говорит, что Конрад не собирается содержать ее и даже не думает вести переговоры с ее адвокатом. Когда Жа-Жа спросила, может ли он обеспечить ей хотя бы номер в отеле «Рузвельт», тот ответил отрицательно. В конце письма Герндон писал Конраду: «Советую вам сейчас подержать ее в неведении и страхе. Думаю, через несколько недель она подпишет договор о разводе без единого возражения».

На самом деле потребовался почти год полного безденежья Жа-Жа, которая с каждым днем все больше ненавидела Конрада, и только тогда она сдалась и наняла рекомендованного ей Конрадом адвоката.