Книга Воспоминания командира батареи. Дивизионная артиллерия в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945 - Иван Новохацкий

Корсунь-Шевченковское сражение вступило в главную фазу. Группировка войск противника была окружена. Теперь стояла задача разгромить ее, не допустить прорыва немцев из котла. Наша 53-я армия действует на левом фланге этого сражения, образуя внешний фронт и сдерживая противника, рвущегося к окруженным войскам с целью деблокировки их. Враг подтянул к этому участку крупные силы, в том числе три танковые дивизии, насчитывающие в общей сложности более 300 танков, а также несколько пехотных дивизий. 27 января эта группировка начала наступление. Эпизод, о котором я рассказал, и произошел в этот день на острие неприятельской атаки. Тем временем наш 4-й гвардейский воздушно-десантный артиллерийский полк пятью пушками (76-мм) и четырьмя гаубицами (122-мм) оборонял противотанковый район юго-западнее села Писаревка. За день полк отбил две танковые атаки противника, подбил два «тигра», два средних танка и два бронетранспортера. В этом бою пал смертью храбрых командир дивизиона гвардии майор Долгов.

Весь следующий день в районе села Писаревка шел ожесточенный бой с вражескими танками, которые вплотную подошли к селу, но прорвать нашу оборону не смогли. Ночью танки, уцелевшие в этом бою, отошли назад и, видимо, были переброшены на другое направление в надежде там прорвать нашу оборону.

28 января вокруг группировки противника замкнулось кольцо окружения. В районе города Звенигородка встретились танкисты 20-го танкового корпуса 5-й танковой армии 2-го Украинского фронта и танкисты танковой бригады 1-го Украинского фронта.

После войны мне довелось восемь лет служить в 20-й танковой дивизии, бывшем 20-м танковом корпусе, которая в тот период дислоцировалась в Польше. Эта дивизия, как наследница боевой славы 20-го танкового корпуса, носила наименование «Звенигородская», как и наша 1-я гвардейская воздушно-десантная дивизия.

Идут ожесточенные бои по всему фронту. Наша 53-я армия ведет наступление, стараясь отодвинуть внешний фронт от окруженных вражеских войск. Противник упорно сопротивляется, часто переходит в яростные танковые контратаки, стремясь во что бы то ни стало прорваться к окруженным войскам и разомкнуть кольцо окружения.

В целом за период с 23 января по 3 февраля 1944 года нашей дивизией противнику нанесены следующие потери: убито и ранено более 1000 гитлеровцев, подбито и сожжено 22 танка, из них 12 «тигров». Наши потери: убито и ранено 1100 десантников, выведена из строя большая часть пушечной артиллерии дивизии и полков.

Отразив яростные танковые удары неприятеля, наша дивизия совместно с другими соединениями армии продолжает наступление в направлении города Шпола с задачей как можно дальше отодвинуть линию фронта от окруженной в районе города Корсунь-Шевченковский вражеской группировки войск.

Наша батарея получила две 76-мм пушки ЗИС-3, такие же, как и раньше, заняла огневую позицию вблизи нашего переднего края и приготовилась к отражению танковых атак противника. Пехоты было мало, жиденькая цепь ее располагалась недалеко от нашей позиции.

Погода стояла скверная: сильный холодный ветер, мокрый снег с дождем, грязь, перемешанная со снегом, пудовыми гирями налипала на ноги. Согреться негде, кругом голая степь. До ближайшего села не менее трех километров. В окопах холодно, грязно, сыро, их постоянно заносит снегом.

Мои разведчики и связисты вырыли небольшой блиндажик, но перекрыть его нечем, до ближайшего леса не менее полутора километров. Пройти даже 100 метров стоит большого труда из-за грязи. Перекрыли чем придется: несколько веток, стебли кукурузы, солома. Печки нет, в боковой стенке вырыли нишу и дымоход, жжем солому и кукурузные стебли. Дыму полный блиндаж, а тепла, к сожалению, мало. Приходится терпеть, лучшего нет. Ночью спим вповалку, тесно прижавшись друг к другу.

В один из дней к нам на позицию пришел начальник финчасти полка, он выдавал зарплату и одновременно собирал членские партвзносы. Я подал свой партбилет начфину, чтобы он сделал запись об уплате взноса. В этот момент снаружи закричали: «Танки!» Я в тот момент исполнял обязанности командира огневого взвода, подаю команду: «Батарея к бою!» Расчеты бросились к орудиям. Очередная танковая атака противника. На этот раз они атаковали соседний полк, и от нашей позиции было далеко. Но командир дивизиона по телефону приказал нашей батарее открыть по ним огонь.

До танков километра три, и движутся они так, что к нам повернуты правым бортом, но расстояние большое, и стрелять бронебойными снарядами бесполезно. Даю команду на стрельбу осколочно-фугасной гранатой с установкой взрывателя на фугасное действие. Нам разрешили расходовать десять снарядов.

Открываем огонь, снаряды рвутся между танками, прямое попадание в танк на таком расстоянии — дело случайное. Танки замедлили движение. Вскоре немцы обнаружили нашу позицию. Несколько снарядов падает в районе нашей позиции, один из них попал в наш блиндаж, где до этого сидел начфин. Когда началась стрельба, он быстро убежал назад, откуда явился. Я забыл, что партбилет остался у него, когда я платил взнос. Утром я вспомнил про партбилет, нашел начфина в тылах полка, но он демонстративно заявил, что у него моего партбилета нет и он не знает, где он.

Я пришел на позицию, с помощью солдат разрыл заваленный снегом и грязью блиндаж, но партбилета не нашел, а вскоре последовала команда, и мы сменили позицию. По тем временам случай был неприятный, хотя я до сих пор уверен, что партбилет остался у начфина. В те времена таких «сверхбдительных» было немало. Сидя в тылу, надо как-то «отличиться». Во всяком случае, партбилет пропал, о чем я сообщил замполиту дивизиона.

Мы по-прежнему удерживаем внешний фронт. Противник то в одном, то в другом месте пытается прорвать нашу оборону, чтобы спасти свои окруженные войска. Наша батарея на прямой наводке вблизи переднего края нашей обороны. Я освободился от обязанностей командира огневого взвода и со своими разведчиками и связистами занимаю наблюдательный пункт на краю кладбища, в кладбищенской канаве. Вырыли там окопные ячейки, установили приборы наблюдения, разведчики поочередно несут дежурство, ведут наблюдение за врагом. Тут же вблизи вырыли небольшой блиндажик, накрыли его полусгнившими кладбищенскими крестами, прутьями и соломой, благо неподалеку стояла большая скирда соломы.

Погода по-прежнему стояла плохая: мокрый снег с дождем днем, ночью подмораживало. К ночи в блиндаж набивалось столько народу, что лежать можно было только боком, тесно прижавшись друг к другу, зато было теплее. Спали мы, конечно, одетыми, под голову противогаз, в обнимку с автоматом или карабином, кто чем был вооружен.

Погода совсем испортилась: сильный ветер со снегом, настоящая пурга с завыванием. Неподалеку от блиндажа телеграфный столб с проводами, гудит ветер в проводах, изредка посвистывают пули да рвутся мины — обычная фронтовая «музыка». То в одном, то в другом месте вспыхивает яростная стрельба из автоматов, пулеметов, винтовок, орудий и минометов. Это противник под покровом ночи и пурги пытается вырваться из окружения. Нарвавшись на наши позиции и получив отпор, уходит и пытается прорваться в другом месте. На нашем направлении пока спокойно.

Дремлем в блиндаже. Вдруг сквозь завывание ветра в проводах возникает незнакомая мелодия песни и приглушенный голос Марка Бернеса, исполняющего песню «Темная ночь». Это наш радист случайно поймал московскую волну. Текст песни, который я привожу здесь, настолько совпал с тем, что было в этот момент вокруг нас, что нам показалось, что певец где-то здесь рядом, что он поет о нас.