Книга Траектория - Леонид Шувалов

— А что же я ему скажу?

— Поторопитесь, пожалуйста, гражданка,— сухо произносит Селиванов.

— Где же я это возьму? — затравленно уставившись на нас и медленно отступая в глубь комнаты, говорит она.— Он же потом с меня спросит...

— Ваш муж арестован,— сообщаю я.

— А как вернется?.. Он же мне не простит.

— Не вернется,— отрезает Селиванов, устало опускаясь на табурет.

— Ну, если так...

— Да-да, никак иначе,— кивает Евгений Борисович.

Хозяйка долго глядит на плохо выбритый подбородок моего коллеги, на тяжелые мешки под глазами, на резковато очерченный его рот и, словно набравшись уверенности, тихо произносит:

— Он мне не показывал, но я знаю... В погребе, под капустной бочкой.

Селиванов и хозяйка спускаются в погреб, а я с понятыми остаюсь в комнате. Мой коллега, с трудом сдвинув в сторону бочку, приподнимает находящуюся под ней крышку люка.

— Там выключатель справа должен быть,— подсказывает хозяйка.

Квадрат в полу погреба заливает яркий свет, но я, как ни стараюсь заглянуть, ничего не вижу, кроме сгорбленной спины Селиванова.

— Нахапал,— слышится его приглушенный голос.

Из погреба начинают появляться ковры, хрустальная посуда, мужские и женские шапки, импортная радиоаппаратура, а в довершение — потрепанный чемоданчик. С такими сейчас ходят машинисты. А раньше, должно быть, ходили балерины, потому что назывались они «балетками».

На глазах изумленных понятых извлекаю аз «балетки» несколько пачек сторублевых купюр и целый клубок золотых цепочек, кулонов, серег, колец. Пока разглядываю эти ценности, Селиванов, очевидно, исследовав до конца репиковский тайник, вылезает оттуда.

— Все? — строго спрашивает он хозяйку.

— Да,— едва слышно отвечает та.

Отрываюсь от очень утомительного занятия — пересчета добытых преступным путем денег, напоминаю:

— Паспорт?

— Сейчас принесу,— отзывается хозяйка и семенит к буфету.

Каждую из вещей необходимо описать, внести в протокол обыска, и этим нудным делом мы занимаемся вместе с Селивановым,

Через несколько часов Селиванов откидывается на спинку стула, разминает затекшие от долгой писанины пальцы, спрашивает у хозяйки:

— Чемоданы у вас есть?

Та, молча кивнув, лезет под кровать и вытаскивает похожие на сплющенные сундуки чемоданы.

— Пойдут,— удовлетворения говорит Евгений Борисович, оборачивается к понятым: — Помогите упаковать, пожалуйста.

— Вам придется проехать с нами,— говорю я женщине.

Она боязливо отступает.

— Вещи брать?

— Не надо.

С помощью тех же понятых загружаем машину. Селиванов, не выпуская из рук «балетку», втискивается на заваленное изъятыми вещами заднее сиденье и кивком головы командует супруге Репикова устраиваться на переднем.

36.

Уборщица Мария Васильевна уже несколько раз заглядывала в мой кабинет и теперь сердито гремит ведром в коридоре. Но я, не отрываясь от протокола, продолжаю слушать сжавшуюся в серый комок Степаниду Ивановну.

Три года назад она овдовела. Репиков увидел вывешенное ею на столбе у трамвайной остановки объявление о сдающейся комнате и вскоре поселился у Степаниды Ивановны. А через некоторое время предложил зарегистрировать брак. Она долго колебалась — ведь он был моложе на несколько лет, но потом уступила, боясь в старости остаться одной — детей у нее нет. После регистрации Репиков вел себя, как порядочный человек. Правда, Степанида Ивановна стала замечать, что к нему приходят какие-то подозрительные личности, но значения не придавала, пока не обнаружила в сарае несколько ковров и шапок. Догадавшись, что вещи краденые, она высказала все Репикову. Тот промолчал, по ночные посещения не прекратились. Тогда Степанида Ивановна решила припугнуть его участковым. Репиков, ни слова не говоря, избил ее и закрыл в погребе. Наутро, вытащив едва живую от страха и холода, не повышая голоса, сказал: «Еще пикнешь, живьем в огороде закопаю. А не успею, кореша на части разорвут!» После этого она слегла, а когда поднялась на ноги, Репиков, не давая опомниться, велел охать на вещевой рынок — сбывать краденое. Степанида Ивановна категорически отказалась, и снова была избита. Так продолжалось несколько раз. Однажды, пока он был на работе, она тайком пошла в опорный пункт милиции, но Репиков словно поджидал. Встретил и угрозами заставил идти домой, где снова жестоко избил. Степанида Ивановна смирилась.

— Вы знали что-нибудь о прошлом своего мужа? — спрашиваю я.

— Он говорил, что с Алтая, родни никого не осталось... Потом-то я догадалась, откуда он у нас в городе появился. Сидел он, видно. Я еще больше бояться стала... Измывался он надо мной...

Записываю эту горькую исповедь и прошу Степаниду Ивановну расписаться в протоколе.

Она уходит, а я тупо гляжу в пространство. На осмысленный взгляд просто не хватает сил. Это донимает и кузнец из артели «Ударник», изображенный на металлической табличке сейфа. Его молот замирает в воздухе...

Звонок телефона.

— Лариса Михайловна,— слышу взволнованный голос в трубке.— Извините, что поздно, я целый день не мог вас застать.

— Извиняю, но кто это?

— Зайцев,— обижаются на другом конце провода.

— Какой Зайцев?

— Подсобник бабарыкинский. Из вычислительного центра... Вспомнили?

— Здравствуйте, Григорий Юрьевич. У вас что-нибудь случилось? — спрашиваю я, понимая, что без причины Зайцев не стал бы меня разыскивать.

— Вообще-то, ничего, просто я человека в «пирожке» встретил. Оказывается, он у нас в институте работает.

— Вы можете попросить его зайти ко мне в прокуратуру? Завтра, часам к десяти.

— Могу. Каникулы кончились,— смеется Зайцев.— Приступил к своим обязанностям. Обязательно завтра скажу. Да, его фамилия Самаркин. Мы в восемь пятнадцать начинаем, так что к десяти часам он у вас будет.

Благодарю Зайцева, кладу трубку и задумываюсь. Странно. Звонок пробудил но мне угасшие было желания двигаться и заниматься полезной деятельностью. Интересно, кто из экспертов может быть в лаборатории вечером в начале девятого? Разве что Эдвард? Он старый, одинокий и не любит смотреть телевизор. Набираю номер.

— Эдвард Сергеевич? Думала, вы уже дома, кино по телевизору смотрите,— шучу я.— Это Привалова... Передо мной лежит паспорт, и я точно знаю, что фотография переклеена, но как ни присматриваюсь, следов подделки узреть не могу...

— А вы хорошо присматриваетесь?

— Очень.

— М-да... Если это на самом деле так, у вас в руках довольно редкая вещь.