Книга Русские принцессы за границей. Воспоминания августейших особ - Елена Первушина

Перед отъездом его королевского высочества палатина в Россию, пожелал я ему благополучного путешествия и возвращения. Его высочество, благодаря меня, сказал, что хотя созидаемая церковь и будет готова к освящению, однако я не должен освящать ее до его прибытия, ибо он намерен собственной персоной присутствовать при освящении. Вскоре за тем венский палатинов агент дал мне знать, что его высочество обратно выехал уже из С.-Петербурга. Я тотчас поехал в Венгрию (из Вены), дабы заблаговременно устроить все нужное к освящению церкви; но как оная еще не была готова и, зная при том намерение обер-гофмейстера, чтобы гроб великой княгини из города в деревню был перенесен ночью и без всякого уважения, то я решился обратно ехать в Вену, откуда тотчас же отправился к нашему чрезвычайному послу при Венском дворе, графу Разумовскому, находившемуся тогда, для излечения болезни, в Теплице, оттуда он должен был по высочайшему дозволению ехать в Россию. Я, во-первых, пригласил графа к освящению церкви; но он, будучи не в силах, предписал советнику посольства соприсутствовать палатину; во-вторых, просил, чтобы граф отписал письмо к его высочеству палатину, о том, что он, граф Разумовский, возвращаясь в Россию, нарочно расположит свой путь через Венгрию, для того, чтобы в качестве российского посла мог он препроводить из капуцинского кладбища в русскую церковь гроб великой княгини русской с почестями, принадлежащими ее высочества достоинству. По прибытии моем в Вену тот же агент уведомил меня, что палатин приехал уже в Венгрию. Я тот же час отправил через эстафету к его высочеству письмо от посла, написав также и от себя письмо такого содержания: «Предполагая, что ваше королевское высочество, изъявляя пред целым светом истинную и неугасимую любовь к Вашей вселюбезнейшей супруге, ныне в Бозе почивающей, изволили назначить день рождения ее императорского высочества 29-го июля, в который ознаменуется важная эпоха освящения греко-российской церкви, созданной по вашему благочестию и любви, также и самоличным Вашего высочества присутствием, всемерно потщусь приехать заблаговременно к моему священнослужению». Палатину постарались внушить, что присутствие его на освящении схизматической церкви нарушит церковные и гражданские их законы. Для сей ли причины, или для другой, его королевское высочество, до приезда моего в Офен, удалился в Вену; оставил же мне письменное полномочие освятить церковь в его отсутствии. Чувствуя, как важно для церкви нашей и спасительно для единоверных должно быть самоличное палатина присутствие, я опять отправил к нему эстафету следующего содержания: «Как я обет Вашего королевского высочества почитаю священным, о котором уже и российский двор извещен, то и не смею освящать церкви без Вашего самоличного присутствия, опасаясь, что сотворю грех и духовный, и политический. И как я нахожусь здесь единственно для священнослужения, то и готов дожидаться, покуда Вы окончите дела в Вене и возвратитесь в Венгрию». По истечении некоторого времени его высочество возвратился и назначил последнее число августа для освящения церкви.

В вечеру торжественного дня Александра Невского совершалось Всенощное бдение, а на другой день благочестивый палатин Иосиф присутствовал на освящении церкви, Св. Литургии, и на благодарном молебне. Во все продолжение священнослужения, он изъявлял отменное благоговение и внимание, которые послужили нашим единоверным великим утешением, папистам же его свиты – великим оскорблением! Таким образом этот благонамеренный принц отверз своим присутствием свободный вход всем единоверным и иноверным в нашу греко-российскую православную церковь и дал ей право свободного богослужения. При всем том сделано было покушение, дабы не пускать народу в церковь. Но народ опровергнул сию препону, представляя в резон, что в какой церкви присутствовал венгерский палатин, в ту может входить всякий венгр. Впрочем, самое перенесение гроба совершено было не так, как российский посол предназначил, со всеми почестями, но в сопровождении только немногих придворных нижних служителей и малого отряда солдат, на рассвете дня, перевезен оный был самим обер-гофмейстером! При этом обер-гофмейстер и его миссионеры разгласили, что я был причиною такого перемещения гроба, чем публика весьма оскорблена.

По соображению всех последовавших обстоятельств, я не должен был сомневаться, что римско-католические миссионеры и в отдаленных частях света разгласили присоединение к папской церкви покойной великой княгини. Это в бытность мою в Яссах утвердил Молдавский митрополит, который, заклиная меня Живым Богом и проливая слезы, просил сказать ему истину о слухе присоединения, о котором ему говорили с величайшим прискорбием некоторые молдоване и греки, прибавив к сему, что ежели российская принцесса соделалась таковою жертвою, то весьма потрясется греческая церковь, и все к ней приверженные христиане сильно постраждут, – ибо нет им другой защиты и другого спасения, кроме правоверной России. Я также Живым Богом удостоверил сетующего старца, что это есть совершенная папская клевета. Этот зловредный вымысел клонился ко угнетению единоверных нам сербов, о присоединении которых к папской церкви неусыпное имеет попечение австрийская политика, для чего и поставила она в Венгрии двух униатских архиепископов с ежегодною выдачею весьма знатной суммы. Я имел несчастье видеть сих волков, облеченных в овечью шкуру и похищающих правоверное Христово стадо не словами Евангельскими, но мамоною и разнообразными ухищрениями. Ложное миссионеров разглашение имело целью привести сербам в доказательство, что когда великая княгиня Всероссийская, признав свое заблуждение, присоединилась к католической римской церкви, то подобает и им, яко заблудшим, последовать ее убедительному примеру. Как таковые доказательства нужны были папизму на пагубу наших единоверных, то необходимо было обличить их ложь в публике, что однако ж казалось невозможным; но верная дочь правоверной греко-российской церкви, благочестивейшая Александра, возмогла и по смерти своей способствовать гонимым и спасти от пагубы единоверных. Ее святая душа вдохнула в меня мысль, дабы ее гроб и тело представить в нашей церкви в художественном изображении. Это священное дело я потщился совершить наилучшим образом. Изображение ее высочества принято было от всех с величайшим удовольствием, благочестивого ради воспоминания ее особы, ее благотворений и редких ее добродетелей. Начав от императорского Венского двора и венгерского палатина, как австрийским и венгерским министрам, архиепископам и епископам, вельможам и благородным, так и всякого исповедания достойным людям несколько тысяч экземпляров было мною роздано. Внизу изображения ее высочества представлен православный, близ Офена, храм (который украсил я насаждением олив, лавров и миртов), с надписью, что его королевское высочество венгерский палатин Иосиф своим самоличным присутствием в оном отверз вход всем безизъятно и дал право свободного богослужения: потому никого уже не будут изгонять оттуда палками.

Потом, как я простился в последний раз с гробом великой княгини, от которого дух мой никогда не может удалиться, я направил путь свой в Триест, оттуда в Рагузу, Каттаро, у подошвы Черной горы, Корфу и в некоторые другие греческие острова, напоследок в Константинополь; во всех тех местах, как духовным, так и светским особам, подносил я изображение великой княгини Александры, а между прочим четырем вселенским патриархам. Как сии святители, так и все правоверные чада православной церкви, угнетенные суеверием папским и магометанским, твердую полагают надежду, что благочестивейший Всероссийский император Александр I избавит их от тяжкого ига. Преданности их описать невозможно, а надобно видеть. Сим душевным удовольствием наслаждался я во всех тех церквах, в которых, в продолжение моего путешествия, совершал я священнослужение. Так я с Божией помощью потщился исполнить долг пред любезнейшим отечеством. Так, благочестивое изображение великой княгини Александры, мною дарованное, посрамило велеречивое и лживое папское суеверие!