Книга Ладья темных странствий. Избранная проза - Борис Кудряков

ДОНАЛЬДО: Человек рождён одиноким странником и в мире скорби он до гроба шагает по этому миру в одиночестве… Да, дети… без помощи… да… без любви… и вот я… (Жест в сторону зеркала.)…вся жизнь, полная поисков и борьбы, страданий и… да, дети… крови, пролитой во имя свободы!

Дети полукругом встают у каталки на колени. Трепетание флажков.

ДЕТИ: А что такое свобода, дедушка?

ДОНАЛЬДО (мучительно): О, какой тяжёлый путь я прошёл! (Всхлип.) О, какие мучительные поиски добра и истины, справедливости и счастья, хлеба и свободы… ради вас, тех… (Жест в сторону зеркала.)…и этих… (Жест в сторону зала.) Ещё в детстве я почувствовал великое предназначение и силу повести всех за собой к светлым истокам, увести к новой земле, закопать в этой земле семена новой жизни ради всех на земле и в земле… (Кашляет.) Я вышел в путь молодым телом, а сел в каталку молодым душой…

ДЕТИ: Дети пошли в школу, а пришли домой! Мы знаем ваши шутки!

ДОНАЛЬДО (закрыв глаза):…ибо… (Пытается встать, шляпа его падает, он опускается в каталку.)…ибо, когда страдаешь за благо, здоровья прибавляется у гробовой доски… ибо… всегда молодость! (Дети аплодируют.) Крысы бегут с корабля на бал, а в те времена на моём корабле не было крыс. Пожалуй, кроме шестерых подонков, моих заклятых врагов, коварных хищников… Да, друзья, если смотреть на мир честными глазами, беда всегда будет твоим призваньем.

ДЕТИ: Ай-я-яй-яй-яй!

Действие по эту сторону зеркала замирает. За зеркалом 5-й подходит к Дональдо, сидящему за столом.

5-й: Любимая ма, слышал я, что где-то высоко в горах люди живут без всевидящего ока и даже, страшно подумать, без цепей и лопат! И слышал я, что они счастливы, питаясь лишь кореньями, ягодами и орехами.

ДОНАЛЬДО: На земле полно ещё дураков.

5-й: Возможно, возможно. Но когда же нас освободят?

ДОНАЛЬДО: Когда будете готовы к этому!

2-й: А когда это будет?

ДОНАЛЬДО: Когда достигнем земли.

3-й: А когда мы её достигнем?

ДОНАЛЬДО: Когда проснётся капитан.

4-й: А когда он проснётся?

ДОНАЛЬДО: Когда услышит звуки пришвартовки.

5-й: А когда будет пришвартовка?

ДОНАЛЬДО: Когда достигнем земли.

Действие за зеркалом замирает.

ДОНАЛЬДО (старый): Моя беда состояла в стремлении к братству, счастью…

ДЕТИ: Равенству…

ДОНАЛЬДО: Но я не плакал, потому что плачут только от лука…

ДЕТИ: А не пьёт только сова и телеграфный столб. Сова днём спит, а у столба чашечки перевёрнуты. Это ваши слова. Мы внимательно изучали ваши труды.

ДОНАЛЬДО: Чувство юмора помогало во всём, даже в жизни… если её ради света, свободы…

ДЕТИ (хором, помахивая чёрными флажками):…братства и счастья.

ДОНАЛЬДО (патетически, привставая): Я счастлив, ибо я всегда молод.

Дети записывают эти слова в блокнотики. Из-под каталки появляется лужа.

ДОНАЛЬДО: Я утомился. Поеду, дам храповицкого. Детки, отвезите бай-бай.

ДЕТИ: Нет, дедушка, потомки вам храповицкого не простят. Рассказывайте дальше о славных временах.

Фонограмма: крик девочки: «Спаси меня!» Дональдо вздрагивает, пытается встать, падает в каталку.

Женский голос монотонно, с акцентом лишь на сказуемых, не переводя дыхания. Его подхватывает мужской голос, пока один отдыхает, читает другой. (Запись на магнитную ленту проводить без дублей, актёрам дать полную свободу импровизировать паузами и тональностями.) Все замерли и смотрят наверх, на шезлонг капитана.

ГОЛОС: И вот я снова вернулся туда, откуда пришёл в жизнь прекрасную жизнь прекрасную жизнь труда и геройства ради похлебки я повторять не буду этих слов. Я вернулся домой и сильно устал в погоне за смыслом, что лучше жизни и всего вместе живущего кровью и жизни страсти желаний иметь. Всё начал плохую игру кончил словом без да, неплохо, хорошо всё абсолютно и гладкие мысли вместе собрались твои и мои слова расходятся мысли думать, думать я собираюсь вместе никогда им не уйти я связываю печатью пустой идеи не вам это не ведомо, последняя мысль сладкая наипервейшая возможность проскользнуть во времени и изменить, в свинюшне идей и поступков верных, не известно оцененных кем прошлое мясо на рынке добра снова чувствую. Боли нет в груди в ней, что-то бьётся в темнице, в кровавой существа сердца окружённого крика о милосердии для не знаю, милосердия одинокого прыгуна, харкающего вроде жизни и сразу идущего в стороны. Навсегда прекрасный дом на ногах с головой изумительно умной, как тело эха к ушедшему в пасти не важно где я нашёл себя просто шёл по дороге назад и попал в собственные руки. Зачем меня не задушили микробы радости, они голодны знаю шепчутся и дрожат, ведь только я их знаю что у них всё мысленно расстаюсь со всем что составляло картину жизни ни о чем, просто так спокойно картина всегда моё сердце радостно опившееся моей крови, убийца, пожирающий всё вместе до мозга костей, присланных в подарок от скуки просто так. Остановить бег слова и споткнуться, подняться произнести слово звонкое чистое слово скука, но пропеть его свистом что-нибудь вроде береги честь смолоду кретина ради, вот ещё скажете, просто повторяю своё частое сожаление как сожаление, ничего больше, а что ещё от подонка, но хватит. Вытрясти живое из мешка поиграть сапогом перед зеркалом свиста, этот раз громче и громче, чтобы слышали свист изящный говор губ и воздуха как песня родиться снова и ещё сложным способом распада навязанной силы того кто хочет спать под землей спокойно объевшись мяса спокойных и до бессознательности праздная мысль. Бьётся над головой пустой как повторяли сравнение глупо и точно повторить непонятное слово ах, никогда не ошибки падения в чужой дом из дерева и земли, из воды и костей обо всём, что написано рукой просто слова ради, никогда нет, все вместе, ты и он, я пошёл не понял вместе не уйти к совету молитвой, пропасть и кожа пролились и лопнула вата в груди камни и вода полные смысла песка и только ветер, свобода по эту сторону смерти только ветер живет по своей жизни вместе со стихией без мысли без сердца вечный ветер колеблет всё остальное вроде меня пусть весь мир будет там где нет меня так вот и всё после. Я на дне дна дном без моря под килем кошмара бойни за детей из фанеры снова на дне, под, раздавленной водой и словом никогда без меня, как я уже сказал больше не повторю душевной тревоги перед учителем слов звуков плесков предметов теней навсегда ушедший учитель никогда забывший о помощи обратно, не подсказавший словом песни, музыкой пути без света глаз вопреки сказкам о забытой где-то там, узнаю, да смысл топтанья перед миской желаний сваренного в смысле приказа свыше из лаковой банки суеты и страха потерять голову на чужом эшафоте. На чужом или животе женщины, полной крови потомства, расплавленного на дне тёмного океана только да, ветер кормилец кожи прохладной нет на диване счастливого визга кожи снова двух и ещё двух потомков света во тьме видеть кормушку за одно спасибо два подвига по очку за смерть каждого пальца пусть упадёт тяжело навсегда и везде слово из двух слов под именем рождённого на турнире голода холодной души сильнее души горло моё на твоём свете, прекрасно, полный порядок, никаких точек, взойти на помост и дать обещание вечной борьбе за тезис о полном животе сала и щетины чувств слишком дяди, съевшего козленка чтобы питать своё сердце ради своей крови… (Быстрее и громче.)…от центра мысли упавшей завтра в ведро кипятка, всё отлично, от свободы порока волнений завтра, которое было супом обещаний, пора на антракт для гостей на трёх ногах если зачем, всегда одна падла сидит и жрёт другую, третью, в разрыве между смыслом слова и тела пусто припаду к щеке клятвы в защиту тех… (Ещё громче.)…откуда ушёл сто лет назад минус двести лет умноженных на счастливую звезду твёрдого света и покоя утра без воды в пустыне тел животом в недра радуга понятий о жатве, расплата скоро ночью не утром удача побега.