Книга Акула в камуфляже - Сергей Зверев

– Это почему же на одном, как вы изволили выразиться, «гвозде»? – возмущенно засопел Эдуард Лайонс, который в запале спора даже про страх перед плавучими льдами позабыл. – А наши свидетельские показания, они что, не в счет? Для вас – может быть, но в исполкоме МОК к ним прислушаются! Я в этой организации фигура не из последних.

Глаза Людмилы Александровны коротко и зло блеснули. Заметивший это врач только головой покачал: он неплохо знал Белосельцеву.

– Изначально речь шла о том, что поисково-спасательная экспедиция вашего национального олимпийского комитета будет сотрудничать с нашей, международной, – продолжал разошедшийся американец. – Вы не можете упрекнуть меня в предвзятости, к вашему сведению, это я настоял на вашем приглашении для участия в поисково-спасательных работах! Да-да, можете поинтересоваться у Фридриха Роттенберга, он подтвердит. А что получилось на деле? Нам такого сотрудничества даром не надо! Мне, как представителю Международного олимпийского комитета, совершенно очевидна не только некомпетентность российского НОК, пославшего такую, мягко выражаясь, странную спасательную команду… Это было бы еще полбеды. Налицо – террористическое нападение на представителя уважаемого спонсора нашей регаты. О случившемся я буду вынужден информировать не только исполком МОК, но и ведущие мировые СМИ…

– Че-пу-ха! – не выдержав, прервала американца Людмила. – Презумпцию невиновности еще никто не отменял, степень вины определяет суд, а уж тем более в случае обвинений в терроризме или покушении на убийство.

Станислав Васильевич украдкой взглянул на корейца у штурвала – тот слушал совершенно спокойно, лицо его напоминало сейчас маску. Кай Чун Бань смотрел на Белосельцеву с холодным отстраненным интересом.

– Я не говорю об официальном обвинении, – уверенным тоном произнес Лайонс. – Но общественное мнение будет на нашей стороне, не можете вы этого не понимать.

Людмила Александровна понимала. Еще как понимала!

– Называя вещи своими именами, вы попросту хотите дискредитировать российский национальный олимпийский комитет в глазах мирового сообщества, – сказала она, твердо выговаривая каждое слово. – Но это вам не удастся! Никто не позволит вам наклеивать на наш комитет ярлыки такого рода.

– Вот как? – брови Эдуарда Лайонса удивленно поползли вверх. – Ваши слова – полнейшая чушь, при чем тут дискредитация? Но хотя бы и так, только я отнюдь не наклеиваю ярлыки. Я попросту называю вещи своими именами, а это – несколько другое дело, а? Не удастся, говорите? Почему, позвольте узнать?

– Допустим, некий инцидент с участием нашего водолаза действительно произошел. Я выступлю на заседании МОК, в этом вы мне помешать не сможете. Возможно, я даже принесу извинения. В том случае, если до той поры не появятся оба наших человека и не поведают свою версию случившегося. Но в любом случае я сделаю публичное заявление: любые действия двух участников нашей экспедиции являлись их личной инициативой.

«Ну-ну, поможет тебе это, – злорадно подумал американец. – Как же, жди! Надеешься, что появятся твои люди? Это вряд ли. Бородатый с того света свидетельских показаний не даст. А второй, скорее всего, там же. На том свете. Не мог он выжить! Холод, льды, до земли далеко… Никто не появится».

– Желаете выступить на заседании МОК? Отчего бы нет? – сказал Лайонс. – Я и в мыслях не держу мешать вам. Как раз наоборот. Мы предоставим вам такую возможность.

«Чтобы ты еще основательнее опозорилась. Села в дерьмовую лужу. Вместе со структурой, которая тебя сюда направила. То есть с вашим паскудным национальным комитетом!» – мысленно закончил он.

– А теперь доставьте нас обратно. К нашему острову. Мне необходимо еще раз связаться с господином Роттенбергом, – голос Людмилы Белосельцевой был холоднее ледяной воды, кипящей за бортом катера.

Вновь американец и кореец недоумевающе переглянулись. Вот ведь дался ей Фриц Роттенберг!

18

Характер погоды вблизи северной оконечности Антарктического полуострова окончательно испортился. С запозданием в шестнадцать часов мрачные прогнозы мистера Эдуарда Лайонса, которыми он оправдывал свое нежелание дать российской экспедиции вертолет, начали сбываться. Над Южной Атлантикой и морем Уэдделла закружилась воронка гигантского циклона. Стоковые ветра антарктического купола сталкивались с массами более теплого атлантического воздуха. В атмосфере творилось черт знает что, барометрические и температурные показатели менялись чуть ли не ежеминутно. Не в лучшую сторону менялись…

В такую погоду в океан лучше не выходить даже на большом и надежном судне – Антарктика шутить не любит. А уж на крохотной надувной лодочке с двадцатисильным подвесным мотором, примерно на такой же, на какой подходил тремя сутками ранее к «Кассиопее» Хуан Педро Лопес… На скорлупке несерьезной!.. Законченным безумцем надо быть. Ненормальным.

Но ведь нашелся же такой отчаянный храбрец!

…Белые пенные гривы огромных, как горы, темно-серых валов вздымались над надувными бортами оранжевой лодочки. Они рассыпались тучами брызг, с грохотом обрушивались вниз, точно клокочущие водопады. Под их ударами утлое суденышко дрожало и стонало. Уже не было никакой возможности уворачиваться от бешено несущихся исполинских волн.

Волны с неиссякающей яростью швыряли жалкую скорлупку, океан бесновался все неистовее. Он бушевал, бурлил, пенился. А над коварными подводными рифами, подстерегавшими добычу, кипели и кружились стремительные водовороты. Белые оскаленные челюсти плавающих льдин ежесекундно могли перемолоть лодчонку и находящегося в ней человека в мелкое крошево.

Управление лодочкой давалось человеку, согнувшемуся в три погибели у мотора на корме, с колоссальным трудом. На таких крохотных надувных лодчонках руля, понятное дело, нет, и управлять ими можно, только меняя горизонтальное положение мотора, который расположен на специальной подвижной шаровой подвеске. Вот и поворочай-ка рычаг, когда тебя валит с ног, подбрасывает, словно на аттракционе, вроде «американских горок». А ведь нужно еще следить за смертельно опасными льдинами, нужно удерживать лодку носом к волне. Иначе захлестнет, и сразу каюк.

Струи ледяного воздуха выдавливали слезы из глаз, рука на поворотном рычаге шаровой подвески занемела, мышцы ног и спины сводило жестокой судорогой. Но оранжевая лодочка упрямо двигалась вперед.

Куда? И зачем? Кто пошел на такой запредельный риск?..

19

Бывший госсекретарь США Генри Киссенжер, опытнейший политик и весьма неглупый человек, заметил в свое время, что мощь государства определяется двумя показателями: количеством ядерных боеголовок и количеством олимпийского золота.

Прав ведь был старый лис, не поспоришь ни с первым, ни со вторым.

Наверное, еще в древней Элладе, родине Олимпийских игр, цари, которых тогда на Пелопоннесском полуострове расплодилось, как на помойке кошек, хвастали друг перед другом: вон, дескать, у меня в Беотии – аж три олимпионика за последние десять лет! А у тебя, Амфитрион? Только один! Так что слабы твои, коллега, семивратные Фивы!