Книга 1000 белых женщин. Дневники Мэй Додд - Джим Фергюс

– Отчасти так и есть, – сказала мисс Уайт. – Но правительство, в свою очередь, возложило ответственность за духовное образование индейцев попечению Церкви и Миссионерского общества. Так что главные тут мы.

– Ой, да-авай не заливай, – огрызнулась Сьюзи. – Нет тут никаких «главных».

Я посмотрела на преподобного, который снова добрался до своей миски с едой: оскорбленное достоинство, очевидно, слегка поутихло, когда он сунул в рот кусочек мяса, прямо пальцами, точно языческий император.

Он вытер жирные губы тыльной стороной ладони и улыбнулся – само отеческое благословение.

– Милые леди, – спокойно сказал он. – Англиканской церкви поручена забота о душах язычников; необходимо спокойно переселить их в резервацию под защиту Божьего крыла.

– У шайеннов нет резервации! – возразила я.

– Скоро будет, – ответил он. – Мы работаем в этом направлении.

– Нам всем сказали, что цель миссии – родить детей шайеннам, чтобы они стали частью нашего общества, – сказала я.

– Ну, как минимум, – пожал плечами тучный священник. – Это придумали в Вашингтоне. После рождения шайеннские дети, включая подростков, как можно более раннего возраста будут отправлены в устроенные Церковью пансионы, которые сейчас обустраиваются повсюду – как часть плана президента по замирению индейцев. В свете этого важно, чтобы первым впечатлением детей были цивилизованные белые люди – протестанты, предпочту добавить. Правительство и Церковь надеются, что, будучи наполовину белыми, ваши дети превзойдут чистокровных язычников духовно и интеллектуально, и индейцы, увидев это, в свою очередь, мирно последуют за новым, более развитым поколением в лоно цивилизации и встанут на путь христианского спасения. Я здесь лишь для того, чтобы духовно наставлять вас. – Сказав это, преподобный снова по-императорски благосклонно кивнул своей лысой головой, которая блестела на утреннем солнце, точно глазированный окорок.

– А мы с сестрами Келли лишь хотим ускорить этот процесс! – повторила я.

– Будучи христианками, – заметила Нарцисса Уайт, – иные из нас выбрали более высокие цели – например, направить низменных язычников на путь истинный.

– Но ваш муж заплатил за вас лошадью, как и за всех остальных, – напомнила я.

– Я совершенно точно не намерена расставаться со своим целомудрием в обмен на лошадь! – возмутилась она. – Я намерена научить своего супруга тому, что истинный путь христианского спасения лежит много выше.

– О, какая вы леди, да-а, Нарцисса-а, – сказала Мегги Келли, – вот будет потеха, когда бедный мистер Индюшачья Нога в первую брачную ночь попытается вонзить копье в эту каменистую землю!

– А ты, Фими? – спросила я.

Фими снова усмехнулась. Я завидую ее спокойствию. Кажется, подобные вещи вовсе ее не беспокоят.

– Когда я буду готова, Мэй, – ответила она. – Если мне понравится будущий муж и я пойму, что он станет хорошим отцом моим детям, – да, я сниму пояс. Хотя, поскольку он и язычник и ниггер, я сильно сомневаюсь, что произведу на свет ребенка высшей полубелой расы, о каких, по словам преподобного, грезят Церковь и государство.

– Ой, Фими, да и мы не собира-аемся плодить протестантов, – сказала Сьюзи Келли. – Уж можешь быть спокойна, лапочка. Да, Мегги?

18 мая 1875 года

Назвав индейцев демократичными, Фими оказалась недалека от истины – и, воодушевившись ее примером, я стала потихоньку отвоевывать себе освобождение от самой тяжелой работы. Кажется, в этом деле большим аргументом было продемонстрировать какой-нибудь талант, пусть его считают таковым только индейцы. Вот разбойницы-сестры Келли умудряются отлынивать от работы лишь потому, что близняшки! Подобным же образом индейцы подивились моим тетрадям – даже приписали нечто сверхъестественное моему обыкновению все время что-то записывать. Что конечно же мне только на руку. Однако я не собиралась увиливать от хозяйственных забот в принципе – это представлялось мне нечестным по отношению к моим товаркам и соседкам по вигваму; я честно выполняла свою долю работы.

Еще могу сказать: индейцы потрясающе терпимый народ, и, хотя некоторые наши привычки и обычаи их смешат и забавляют, они не спешат обвинять или осуждать нас. Порой они кажутся излишне любопытными, но неизменно относятся ко мне с уважением. Дети были попросту заворожены нами в день прибытия – они бросили свои занятия и во все глаза смотрели на нас, точно на существ странных и непостижимых. А ведь мы такими и были! Иногда они украдкой подбирались и трогали руками наши платья, только чтобы, хихикая, броситься врассыпную. Часто они ходили за нами по пятам, точно стайка голодных щенят. У меня с собой было немного леденцов из лавочки в Форте-Ларами, и я угощала ими детей. Чудесные они – эти смуглые ребятишки, полные здоровья и задора. Они казались взрослее, здоровее и воспитаннее своих бледнолицых сверстников. Слишком стеснительные, чтобы заговорить, они с серьезным видом принимали угощение и убегали, треща, как сороки. Я чувствую, что если кто и способен проложить мостик из индейской жизни в нашу и наоборот, это дети – ведь все дети добры, не правда ли? Дети есть дети – какой бы ни был у них цвет кожи, они принадлежат к племени детей. Я так хочу выучить дикий шайеннский язык, чтобы наконец пообщаться с маленькими эльфами! Как я люблю смотреть на них! Когда я вижу, как они резвятся, я чувствую радость, остро приправленную горем. Ко мне приходят мысли о моих собственных детях… и желание носить под сердцем крошечного язычника.

Кстати, о детях: я ведь говорила, что собираюсь присматривать за маленькой Сарой? Случилось невероятное. Мы слышали, как малышка… говорит! Она произнесла лишь пару слов, но не английских, а на индейском наречии – или это был просто набор звуков, потому что ни я, ни Марта не поняли ни слова. Ее жених, юноша по имени Желтый Волк, кажется, прекрасно понимает ее – так что мне осталось лишь предположить, что он учит ее своему языку, тогда как я, как ни билась, не смогла заставить ее сказать и пары слов на нашем. Странно, не правда ли?.. Может, дикари, в конце концов, способны любить, по-своему.

Марта же, в свою очередь, с трудом приспосабливается к новой жизни, и, поскольку ее ожидания хоть какой-то романтики от сурового, растрепанного Колтуна явно были завышенными, она страшно разочарована в женихе.

– Кажется, он славный малый, Мэй, – признавалась она мне на ежеутренней встрече. – Но я никак не могу заставить его причесаться. – Она оторвалась от работы. – Иногда я думаю: что, после свадьбы и я буду зваться миссис Колтун-на-Голове? Потому что… знаешь, как меня прозвали дикари? Мне недавно перевел преподобный Хейр. Они зовут меня Та-Которая-Падает. Кажется, дикари весьма наблюдательны и не преминут заметить характерные особенности каждого, и дать ему имя согласно таковым: бедная Марта и в самом деле довольно неуклюжа и постоянно спотыкается.

– А все потому, что ты не можешь отказаться от высоких ботиков, да еще и на каблуках, Марта! – заметила я. – Топать в них по дощатому настилу чикагских тротуаров – это одно, а на природе земля не такая ровная. И уж точно не в них надо в поле корешки копать. Ты только на них посмотри!