Книга Кукла на качелях. (Сборник рассказов) - Яна Дубинянская

Он старался не слышать ее – и не слышал, только неясные ассоциативные образы прорывались сквозь боль к изнуренному сознанию. Температура воды… на глубине она никогда не бывает чересчур высокой. Шерстяной свитер под гидрокостюмом… длинное копье подводного ружья… косяк рыбы, одну из которых… вот эту…

– … и, говорят, совсем недорого. Вам нехорошо, Василий Ильич? У меня таблетка есть, сейчас…

Он встряхнулся и сжал руками виски. Это все жара, нужно собираться и поскорее уходить. Да, по дороге не забыть закинуть ведомости в деканат… Возможно, на улице полегчает. Хотелось снять шапку, но от сквозняка может стать еще хуже…

Таблетка? Какая таблетка, только Кузьмич способен ему помочь. Перед отъездом надо обязательно зайти к нему на сеанс, а лучше и записаться на индивидуальный прием. Хорошо, что выплатили отпускные, – на абитуриентах в этом году удалось заработать в общей сложности меньше трехсот долларов, а Кузьмич как раз поднял ставку до двадцати пяти… святому человеку тоже надо на что-то жить. В гривнях это получается…

Простейшее арифметическое действие едва не повергло его в болевой шок. Боги, яду… какие, проклятье, боги!..

Снова зазвонил телефон, но Милочка сняла трубку раньше, чем трель превратилась в орудие пытки.

– Алло? Сорвалось, – недовольно сообщила она, кладя трубку обратно. – Ладно, Василий Ильич, я побежала, а если будут меня спрашивать… вы ведь еще здесь?

– Нет, я уже иду, – сдавленно буркнул он.

– А-а. Ну ладно. Счастливого вам отпуска!

Ассистентка унеслась, напоследок припечатав мозги дверным хлопком. Твердовский выждал с полминуты, потом медленно поднялся и принялся собирать со стола бумаги, беспорядочно укладывая их в разинувший пасть дипломат. Беспорядочность претила, но разобраться во всем этом не было никаких сил. Вырваться, уйти отсюда!.. как можно скорее…

Скрипнула дверь – осторожно, робко и пронзительно.

– Василий Ильич…

Боги!..

Но резкой боли не последовало – лишь тупое, тягучее отвращение, которое заставило его несколько секунд помедлить над раскрытым дипломатом, прежде чем повернуть тяжелую многострадальную голову.

За порогом кафедры, словно не решаясь его переступить, переминалась на месте какая-то студентка. Длинноногая, на высоченных каблуках, в мини-юбке и кофточке с глубоким вырезом. Крутые формы, крашеные волосы белыми перьями, веснушки на щеках и абсолютная бессмысленность во взгляде. Пожизненная прогульщица, наверное, – Твердовский ее не помнил.

– Что вам нужно? Я ухожу, – он опустил крышку дипломата и аккуратно, потише, защелкнул оба замка. Поправил шапку, чуть отодвинув со лба ее колючий шерстяной край. Взял дипломат со стола и направился к двери.

Девица шагнула навстречу, споткнувшись на пороге.

– Я… по бегунку, – наконец выдавила она.

Пришлось остановиться – студентка загораживала дорогу, глядя на преподавателя сверху вниз тупыми карими глазами. Мигрень притаилась в висках, готовая к новому взрыву.

Это было уж слишком. Сегодня Твердовского с самого утра осаждали студенты – в основном из той злополучной третьей группы первого курса физиков, на экзамене которой начался прошлый приступ. Кстати, может быть, именно на тех великовозрастных недоумков голова среагировала и в этот раз. А что, теоретически вполне возможно: сумма темных и слабых астралов, осознающих свою ущербность и определенно желающих ему зла… надо бы поделиться своими соображениями с Кузьмичем. И, если святой человек согласится с его выводами… Неужели придется бросить работу в университете?! Из-за дикого стада несовершеннолетних козлов?!..

Он с ненавистью в упор взглянул на вошедшую студентку. Запрокидывать голову не хотелось, поэтому взгляд воткнулся в ложбину между ее крупными, как средних размеров дыни, грудями, колышащимися в вырезе кофточки. Гадость!

– Я принимал по бегункам с десяти утра, – негромко отчеканил он. – А сейчас я ухожу. Я в отпуску. Меня уже здесь нет. Придете осенью.

Она залепетала что-то почти нечленораздельное и совершенно абсурдное. До пяти утра готовилась… проспала… соседка по комнате в общежитии унесла ключи… сломался трамвай… сломался каблук… забыла сумочку с зачеткой… вообще отключили трамвайную линию… не пускали в корпус без студенческого, который в библиотеке, а книжка потерялась…

Твердовский старался не слышать ее, как недавно Милочку. Не получалось. Не помогала даже медитация на тему подводной охоты – усилия, прилагаемые для этого, только всколыхнули наново головную боль. И сквозь пульсирующие волны упрямо прорывались нелепые, но тем не менее зримые и осязаемые проблемы этой вульгарной невезучей девицы. Зачем? За что?!..

А главное, она по-прежнему загораживала ему проход. Мелькнула мысль просто взять ее за плечи и физически отодвинуть с дороги, но это было бы мало того, что непристойно – противно. Кожа на ее покатых плечах поблескивала от пота. Твердовского передернуло.

– На осень, – с безнадежным отвращением повторил он.

Зазвонил телефон, и на этот раз его пронзительная трель прозвучала счастливым шансом избавиться хоть ненадолго от навязчивого бубнения студентки. Доцент жадно схватил трубку.

– Алло?

– У тебя там что, Смольный? – зарокотал жизнерадостный бас младшего брата. – Два часа не могу дозвониться! Когда идешь в отпуск?

Твердовский покосился на студентку. Она умолкла и начала робко шмыгать носом, но уходить явно не собиралась. Со слегка театральным достоинством он произнес:

– Я в отпуску с сегодняшнего дня. Прямо сейчас выхожу из кабинета.

Сашка засмеялся. Его чувства юмора Василий никогда как следует не понимал.

– Да ладно, останься на две минуты. Долго болтать не буду, все-таки межгород. Мы доехали нормально, если тебя интересует. Ты когда думаешь к матери?

– Завтра, – не подумав, ответил он. Нет, напомнила боль, завтра необходимо пойти на сеанс к Кузьмичу. – Послезавтра.

– Привези ей мешок сахару, грядет сезон варенья, – без ценных указаний Сашка, разумеется, обойтись не мог. – И еще, Вась, она тебе не скажет, но ей уже очень тяжело самой по хозяйству. Пока мы там были, Маришка ей помогала, и дети тоже. Ты уж, Вась, как-нибудь… или найми кого-то. Только не жди, что она попросит, ты же знаешь маму. Она думает, что двужильная. Еще и коз ко всему завела…

Василий слушал со все нараставшим раздражением. Это похоже на брата: звонить из Москвы за бешеные деньги и нести полную ерунду. Какое хозяйство? Какие козы?

– … А вообще она тебя ждет – не дождется. Последние дни только и было слышно: Васенька, Васенька… Я завидовал! В общем, я на тебя надеюсь. Уходить, как ты любишь, на целые дни со своим чертовым аквалангом, а потом подкидывать ей по пять кило рыбы на реализацию было бы свинством с твоей стороны, слышишь, Васька? Мать у нас одна. Ну ладно, пока, Маришка меня уже бьет в спину… слушай, ну больно же!.. Бывай.