Книга Старухи - Наталия Царёва

– Мамочка! Прости меня! Я больше не буду!

А я ему кричу:

– Не смей от меня уворачиваться! Дай мне проучить тебя как следует! А то сердце моё лопнет, если будешь сопротивляться!

А он огромный такой. Мне его не достать. Я подпрыгиваю и пытаюсь его треснуть. А он ловко так закрывается. Наглец! Уходит от ударов и всё. Достаётся ему, конечно, но не так, как бы хотелось. Это-то меня еще больше злило. Тогда я схватила стул и замахнулась, но стул перехватил Алексей Михайлович. Я завопила:

– Уйди от греха, командир! Зашибу и тебя! Не лезь не в свои дела!

Но тут силы мои закончились, я села на диван и громко, не сдерживая себя, заплакала. Этого Володька испугался больше всего. Кинулся передо мной на колени, руки целует и сам плачет, прощения просит:

– Я не буду больше! Я буду хороший! Вот увидишь!

А я спокойно так, как мёртвая, говорю:

– Собирайся. На шахте тоже люди нужны. Не всем становиться моряками. Кому-то надо и уголь рубить.

Вышла в коридор, и он за мной. А в коридоре, у дверей кабинета, где мы бушевали, уже народ собрался! Все в морской форме. Смотрю – многие улыбаются.

И Алексей Михайлович тут. Подходит ко мне, обнимает за плечи и говорит:

– Ульяна Никитична! Успокойтесь! Всё будет хорошо! Больше такое не повторится. Вот увидите!

Тут открывается дверь, что напротив кабинета Алексея Михайловича, и оттуда выходит, как я догадалась, большой-пребольшой начальник. Подходит прямо ко мне, улыбается и ласково так говорит:

– Спасибо вам, мама, за помощь и науку!..

Я чуть не по стойке «смирно» встала.

– Пожалуйста, – говорю. – Если что, всегда помогу. Зовите!

– Обязательно позовём!

И добавил:

– Я вам, мама, там внизу… машину вызвал. Куда вам надо, туда и отвезут.

– А моего хрена куда же? Я его забрать хотела.

– А с вашим «хреном» (сыном, в смысле) все будет хорошо. Пусть учится! Еще раз спасибо.

Тут меня что-то переклинило, и я говорю:

– Рада стараться! Служу Советскому Союзу!

Все захохотали.

Я с начальником за руку попрощалась, а с Алексеем Михайловичем даже расцеловались.

Села в машину и попросила отвезти на вокзал. Некогда было город рассматривать. Дел на шахте много…

– Что же с ним такое случилось? – спросила Елена Олеговна. – Такой хороший…

– Что, что?.. С каждым может случиться. И с хорошим тоже. ЗамудИло его. Но, слава Богу, больше подобное не повторялось.

– Хорошо вам, Ульяна! Быстро вы с ним справились. А моего всё мудИт и мудит… Очень уж долго… И не молодой уже…

– А каким ребёнком был?

– Растила его себе на радость. Правда, учился плохо. На родительских собраниях мне доставалось за него постоянно. Других детей хвалили, и их родители сидели гордо, а моего ругали, и я к парте наклонялась пониже, чтобы стать незаметней. Ваш захотел стать моряком – и поступил. А мой нигде не хотел учиться и даже в ПТУ не поступил. Ваш один раз отбился от рук, а мой…

Замолчала Елена Олеговна и низко наклонила голову к столу, как когда-то на родительских собраниях.

– Да, горемычная ты, – пожалела Елену Олеговну Ульяна.

– Горемычная, – согласилась Елена Олеговна.

– Где-то ты прокололась…

– Наверное…

– Но и у меня вышло не все так, как я хотела…

– Что же не так? У вас, можно сказать, сын – идеал и пример для подражания…

– Не совсем. Училище-то он закончил. И опять с отличием. Плавал лет десять… Но тут развал страны подкрался. Вместе с ней и флот в пропасть рухнул… Он ушёл со службы и занялся бизнесом…

– И у него получилось?

– А у него все получается… Ну… почти все…

– Он – богатый? Простите мне мой вопрос!

– Богатый. Не буду скрывать.

– По-настоящему богатый?

– По-настоящему. Но никогда не «жопится» от своего богатства. Всегда людям помогает. Всё своим трудом заработал. Ни копейки чужой не взял. Только отдаёт. Знаете больницу Святого Георгия?

– Знаю! Мне там операцию делали. Потом… с сердцем лежала… А что?

– В этой больнице много отремонтировано на его деньги. Еще… детским домам помогает…

– Какой же у него бизнес?

– Рыбу ловит. Не на удочку, конечно. Собственный траулер у него. Или сейнер. Или и траулер, и сейнер… Я не знаю, короче. Но с морем он не расстался. Настоящий моряк. Море прекрасно знает.

– И с семьёй всё хорошо?

– О! Тут даже перебор, как хорошо! Три раза уже женился. И детей – куча. От первого брака – дочка. Тридцатилетняя. От второго – две дочки. От теперешнего брака – два сына: три года и козявка два месяца. И жена совсем молодая… Как дочка его, или моложе даже…

– Сейчас это очень модно, чтобы большая разница в возрасте была.

– Да-а-а!.. Чем моложе – тем красивее? Не согласна я с этим… Что это за мода такая? Модно! Хоть триппер, лишь бы модно!.. Так что ли? Не понимаю я такого.

– Я с вами согласна. Мне вообще кажется, что гармоничные браки могут быть только между ровесниками. Но с этим моим мнением сейчас мало кто согласится…

– Я сыну говорила: «Володя! Опомнись! Тебе семьдесят стукнет, а она все равно, сука такая, молодая будет. И бросит тебя!» А он мне: «Да ты что, мама?! Её захочешь выгнать – не выгонишь!»

– А хотел?

– Этого я не знаю. Может, и хотел. Да сейчас уже нельзя. Дети маленькие. Раньше надо было…

– Это ж сколько у него всего детей получается?

– Пятеро!

– Ого! Но дочка-то – взрослая!

– При этом дочкой быть не перестала.

– Хороший он отец?

– Замечательный. Может, есть где-то лучше, но я не встречала.

– И о старшей дочери не забывает?

– Да ты что?! Он её безумно любит и жалеет.

– За что?

– Ей тридцатник, а у неё никого нет. Ни-ко-го! Сделал ей трёхкомнатную квартиру в Москве в самом центре, и все равно – никого. Переживаем мы очень…

– Ещё бы не переживать!

– И от второй жены дети не обижены. У них всё есть. А у теперешнего Женьки вообще всё есть без меры. Даже и не надо бы так… Вот и сюда для моих старых калош машину с продуктами и вещами постоянно пригоняет. Не поверишь, даже размеры трусов каждой знает!

Елена Олеговна покачала головой. Про проблемы с трусами она сама знала немало…

– Вам, Ульяна, памятник надо ставить.