Книга Кодекс бесчестия. Неженский роман - Елена Котова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Теперь следи, чтоб не выкинули, – хмыкнул Александров.
– А ты – чтоб поездку не отменили, – хохотнул Коля. – К концу той недели стоит к Mediobanca слетать, напрячь Скипу. Пусть со стороны Берлускони культурку на себя какую-нибудь натянет.
– Надо, – вздохнул Александров, – жен возьмем. Катюня все в Лондон рвется, но какой мне сейчас Лондон? Может, ей хоть Милан поможет на время.
– Ты когда в банке будешь?
– К вечеру только. Еду к главному кадровику страны.
– Кого и куда теперь сажаем?
– Сажаем, Коля, сажаем. В контексте этого предмета и главные вопросы еще разок проговорим. Оно всегда легче, в контексте-то.
Александров нажал «отбой», и тут же телефон зажужжал снова.
– Константин Алексеевич, приемная Скляра говорит, что он вам не может дозвониться. Что им сказать?
– Пошли их на х… Ты же дозвонилась.
– Екатерина Владимировна звонила еще. Говорит, у вас телефон отключен. Что ей сказать?
– То же самое… Нет, наберу ее сейчас… Катюня, ты встала? Тебе получше? Хочу тебе встречу с министром культуры устроить. Может, ты какую программу на «Культуре» замутишь или альбом последний за границей издашь через Роспечать? Встряхнись, малыш! Ну почему лекцию! Просто беспокоюсь. Да-да, сегодня точно не поздно. А на следующей неделе мы снова в Милан. Полетишь со мной? Ну Катюня… Не получается у меня пока в Лондон, скажи Сережке, пусть к нам в Милан. Ну как это он один не может? Да нет, у меня есть время… В банк еду, пока могу с тобой говорить. Катюня, ты слышала? Мы на следующей неделе снова в Милан поедем… Да, с Колей, с Аней… Ну… не хочешь в «Ла Скалу» – не надо… А что хочешь? Катюня, ну зачем ты так? В Лондон тоже съездим, но попозже. Позвони Сережке. Ну, как это он тебя не послушает? Тогда он и меня не послушает.
Александров нажал «отбой» со словами «сейчас разъединится, Катюня, в гараж заезжаю» – и пулей выскочил из машины. Поездка к Пригожину съела почти полдня. Секретарь доложила, что к семи вечера его ждут на Старой площади, а после девяти, если сложится, может успеть и к вице-премьеру.
Он снова подумал, не совершает ли ошибку с Чернявиным, и вдруг ощутил в душе ту самую мертвую пустоту. Провал, выпадение из жизни на несколько минут, когда кажется, что мертв, и только сама мысль, что мертв и стал пустотой, – только она сигналит, что еще жив, еще тут. Лет десять-пятнадцать назад пустота накатывала часто, а потом все реже. В последние годы он уже решил, что избавился от нее. Сейчас эта пустота почему-то ассоциировалось с Чернявиным. И еще с поездкой к Скляру на озеро Гарда.
Шестнадцать лет назад они с Катюней и с грудным Сережей были в Южной Африке, в первой загранкомандировке после распределения в МИД. Вилла в окрестностях Йобурга, где их поселили на пару с другой семьей, казалась роскошью. Сосед Ваня Крылатов служил в резидентуре при посольстве…
Сильно тогда Ваня перешел ему дорогу. По-подлому перешел. В Йобурге в девяносто четвертом у Александрова не было сомнений, что он поступил правильно, единственно разумным образом. Ведь было тошно смотреть, как Ваня интриговал против него, как подставлял исподтишка своего непосредственного начальника, который покровительствовал Константину по линии СВР. Александров подловил его на о-о-очень большой оплошности. И накатал бумагу. Ваню убрали в течение двух недель. Причем руками МИДа, а не родной конторы.
Все было правильно. Ощущение мертвой пустоты застало его врасплох.
Через год Константин вернулся обратно дожидаться нового назначения, увидел Россию середины девяностых, безбрежье возможностей, плюнул и остался. Не думал он, что мертвая пустота поедет за ним в Россию.
Коля со своим тогдашним дружбаном уже три года раскручивали собственный банк, Александров примкнул к ним. Колин дружбан против третьего партнера вроде не возражал, но Александрову нужен был простор… Дружбан в параллель затеял приватизацию завода по производству турбин и к этому вопросу ни его, ни Колю подпускать не хотел. Впрочем, они и сами не рвались, уже сделали ставку на банк – масштабный, на уровне лучших стандартов. Нет худа без добра – турбины, как и все в этой жизни, подвернулись, будто по заказу.
Они с Колей считали, что все справедливо. Акционерное общество «Турбины» их бывший партнер получил, а за те деньги, которые он из банка на свои «Турбины» вывел, крючкотвор Коля нашел, как отобрать у дружбана почти две трети его акций. «Турбины» прочно засели бесправным миноритарием в Русмежбанке с тринадцатью процентами или около того. Колин дружбан остался разменом недоволен, и что из этого? За все же надо платить. При его «Турбинах» дивиденды от банка – как слону дробина.
После этого Александров с Колей дали себе зарок: «Все. Больше никого и никогда не кидаем. Рынок – не совок. Как ты с другими – так и другие с тобой».
С годами Александрову становилось все легче принимать жесткие решения и все сложнее не думать при этом, кого и как они затрагивают. Он становился все более мягким, порой излишне щепетильным в личных отношениях. Замаливал мертвую пустоту, заговаривал ее, изгонял из собственного нутра, а она подступала к горлу, как изжога. Выполнял обязательства, отвечал за базар, выгонял сотрудников за вранье. На репутации банка не должно быть пятен. И Красовскую выгнать к черту. Чего тянуть?
Александров подписывал очередную кучу бумаг, которую секретари сунули ему на выходе, а внутренний голос все бормотал холодным шепотком, что с Чернявиным он еще нахлебается. Надписывал поручения на докладные, отвечал на звонки… Чернявин напоминал Ваню Крылатова. Та же мелочная паскудность, та же неспособность понять – даже задуматься! – что жизнь масштабнее, чем видно с жердочки, откуда только и можно срать на голову сидящим ниже. Мысли эти совершенно некстати. Он едет с классным кадровым предложением. И опять ждать, опять по кабинетам околачиваться, домой рано не попадет, хоть и обещал… Нескладный день.
Утром Александров разгребал новые завалы, образовавшиеся… За ночь? Чёрт их знает, когда они успевают образоваться. К вице-премьеру он после Старой площади не попал. Приемная сообщила, что его ждет к ужину директор самого крупного тульского завода, который внезапно нагрянул в Москву и настаивал, что они еще в Туле договорились. Александров отодрал приемную за накладку – могли сами догадаться и еще вчера предупредить тульского директора, что, дескать, планы изменились, шеф уезжает, скажем, в Минск. Пришлось тащиться на ужин, а вечером снова до поздней ночи выслушивать Катюню. С утра из машины орал на валютный контроль – накануне тульский директор нажаловался. Вызвал их срочно к себе, потому что проблема была нешуточная – банковские уроды выставили косую гарантию, тульчане не могли начать отгрузки в Анголу. Что за манера тянуть до последнего, а потом нестись в Москву решать проблемы за ужином? В Туле телефонов нет, что ли?
Он глянул в график и понял, что Чернявин, которого он вызвал на десять, торчит в приемной уже почти час.