Книга Проклятие королей - Филиппа Грегори

Ричмондский дворец, к западу от Лондона, весна 1510 года

В злосчастную ночь королева теряет ребенка, а дальнейшие дни еще хуже. Глупец врач говорит ей и, что еще хуже, уверяет короля, что она носила близнецов, и в ее животе остался другой, здоровый младенец. Выкидыш мог быть мучительным; но нет причин отчаиваться: она по-прежнему носит наследника, есть мальчик Тюдор, которому не терпится появиться на свет.

Так мы узнаем, что наш молодой король любит слушать хорошие новости, настаивает на том, чтобы выслушивать только их, и в будущем, возможно, придется запастись смелостью, чтобы заставить его принять правду. Человек постарше, человек более вдумчивый, усомнился бы в столь оптимистичном враче; но Генрих жаждет верить, что он благословен, и радостно продолжает праздновать беременность жены. Во вторник на Масленой неделе он ходит по обеденному залу, провозглашая тосты за королеву и ребенка, которого она, как он полагает, носит в раздувшемся животе. Я наблюдаю за ним, не веря своим глазам.

Тогда я впервые вижу, что его болезненный отец и пугливая бабушка внушили ему нелепую привязанность к врачам. Он слушает все, что они скажут. Он пребывает в глубоком суеверном ужасе перед болезнями и страстно мечтает об излечении.

Гринвичский дворец, Лондон, весна 1510 года

Катерина послушно удаляется в покои роженицы в Гринвичском дворце и, пока ее раздутый живот опадает, ждет с мрачной решимостью, понимая, что родов не будет. Когда подходит ее срок и ей нечего предъявить, она принимает ванну, как испанская принцесса, выливая кувшин за кувшином очень горячей воды с розовым маслом и пользуясь лучшим мылом, одевается в самый изысканный наряд и, собравшись с силами, выходит к придворным, выглядя крайне нелепо. Я стою рядом с ней как злобный страж, шаря взглядом по комнате: посмеет ли кто-нибудь отпустить замечание по поводу ее бессмысленного долгого отсутствия и нынешнего внезапного возвращения.

Но ее смелость не находит награды. Ее встречают без сочувствия, поскольку никто не был особенно заинтересован в возвращении бездетной невесты. Во дворце происходит что-то куда более интригующее, двор лихорадит от сплетен.

Дело в Уильяме Комптоне, моем бывшем поклоннике, который, похоже, утешился, заведя интрижку с моей троюродной сестрой Анной, одной из двух прекрасных сестер герцога Бекингема, которая недавно вышла замуж за сэра Джорджа Гастингса. Я вовремя не заметила, как развивался этот глупый роман, поскольку была поглощена Катериной и ее горем, и теперь мне очень жаль, что события зашли так далеко: мой кузен Стаффорд на повышенных тонах говорил с королем об оскорблении, нанесенном его семье, и увез сестру.

Со стороны герцога это безумие, но так всегда сказывается его обостренное чувство гордости. Я не сомневаюсь, что его сестра может быть виновна в любом нарушении приличий, она – дочь Катерины Вудвилл и, как большая часть девочек Вудвилл, необычайно красива и своевольна. Она несчастлива с молодым мужем, и он явно спустит ей любое прегрешение. Но потом, поскольку двор шепчется только об этом, я начинаю подозревать, что дело не только в эскападе придворного, в случайном романе при дворе; здесь речь о притворном желании, вышедшем за рамки правил. Генрих, который обычно величественно рассуждает о законах куртуазной любви, кажется, принимает сторону Комптона, который заявляет, что герцог его оскорбил. Молодой король впадает в ярость, приказывает Бекингему удалиться от двора и повсюду ходит под руку с Комптоном, который держится одновременно и робко, и ухарски, как молодой барашек на щедром лугу, полном ярок.

Что бы тут ни случилось, похоже, это куда тревожнее, чем шалости Уильяма Комптона с сестрой герцога. Должна быть какая-то причина, по которой король поддерживает своего друга, а не мужа-рогоносца, должна быть причина, по которой в опалу попал герцог, а не соблазнитель в милости. Кто-то здесь лжет, кто-то что-то скрывает от королевы. От придворных дам никакого толка, они не станут пересказывать сплетни; моя кузина Елизавета Стаффорд хранит аристократическую сдержанность, разумеется, ведь это ее родственница сейчас в гуще скандала. Леди Мод Парр говорит, что знает лишь то, о чем сплетничают все вокруг.

Катерина велит принести домовые расходные книги и видит, что, пока она удалялась в покои роженицы, ожидая ребенка, которого, о чем знала заранее, потеряла, двор веселился и майской королевой была Анна Гастингс.

– Что это? – спрашивает меня Катерина, указывая на запись о плате хору за пение под окнами Анны в утро Майского праздника. – А это что? – счет за костюм Анны для представления маски.

Я говорю, что не знаю; но вижу в расходной книге то же, что и она. То, что я вижу, то, что, как я понимаю, видит Катерина, что увидел бы любой – это небольшое состояние, потраченное из королевской казны на развлечения Анны Гастингс.

– С чего королевский двор платит за хор Уильяма Комптона для леди Анны? – спрашивает меня королева. – Разве в Англии так принято?

Катерина – дочь короля, о похождениях которого известно всем. Она знает, что король может выбирать любовниц, когда пожелает, что нельзя жаловаться, особенно не имеет права жаловаться его жена. Сердце королевы Изабеллы Испанской разбивалось из-за любовных приключений мужа, а ведь она была таким же монархом, как он, не просто женой, коронованной из милости; у нее было свое королевство. И все равно, он так и не исправился, и Изабелла вынесла адские муки ревности, что видела ее дочь Катерина, решившая, что она никогда не испытает такой боли. Она не знала, что юный принц, который говорил, что любит ее, что ждал ее годами, поведет себя вот так. Она подумать не могла, что, пока она пребывает в темноте и одиночестве, зная, что потеряла ребенка и что никто не позволит ей горевать, ее молодой муж затеял флирт с ее собственной придворной дамой – с молодой женщиной, состоящей у королевы на службе, в ее покоях, с моей родственницей и подругой.

– Боюсь, все именно так, как вы думаете, – напрямик говорю я ей, чтобы сразу покончить с самым худшим. – Уильям Комптон притворялся, что ухаживает за Анной, все видели их вместе, все знали, что они встречаются. Но он был щитом. Все это время она виделась с королем.

Для Катерины это удар, но она принимает его по-королевски.

– И все обстоит еще хуже, – продолжаю я. – Мне очень жаль, что приходится вам об этом говорить.

Она глубоко вдыхает.

– Скажите. Скажите, леди Маргарет, что может быть хуже?

– Анна Гастингс сказала другой придворной даме, что это не флирт, не ухаживание на Майский праздник, которое закончится и забудется через день.

Я смотрю на бледное лицо Катерины, на решительную линию сомкнутых губ.

– Анна Гастингс сказала, что король давал обещания.

– Что? Что он мог обещать?

Я забываю о церемониях, сажусь рядом с королевой и обнимаю ее за плечи, словно она по-прежнему принцесса, скучающая по дому, и мы снова в Ладлоу.

– Дорогая моя…

На мгновение она позволяет себе уронить голову на мое плечо, а я обнимаю ее крепче.