Книга Жизнью смерть поправ - Геннадий Ананьев

– Верно говорят: никогда не жалей врага…

– Не меня ты, фашист проклятый, пожалел, а себя! Трус ты! – гневно бросила ему Мария.

– В Риге знают, что в шайке народных мстителей, как вы себя называете, комиссар – женщина. Не думал я, что это та, которую я не добил. Что же, комиссар, приказывай в расход. Но знай: нет детей твоих. Убить я их приказал!

Мария выбежала из землянки и побежала к оврагу, и теперь терпеливо ждала Хохлачева. Туман приближался к ней, окутывал ее, как и деревья, лохматыми хлопьями. Сырыми, холодными.

Глухо, словно хлопнула детская хлопушка, прозвучал у болота выстрел. Мария вздрогнула и, подняв голову, прислушалась. Тихо. Она вновь опустила голову, подперев подбородок ладонями. Не слышала, как подошел Хохлачев.

– Не замерзла, Мария? – не дожидаясь ответа, накинул ей на плечи телогрейку и сел рядом. Вздохнул облегченно, словно сбросил с себя непомерный груз. – Все. Нет предателя. Засосало болото. В отряд хотел проникнуть. Говорит: молва, мол, идет, что беспокойства много делаем немцам. И то верно, сколько эшелонов да машин до фронта не дошло. А предателей сколько покарали? Мы для фашистов, как бельмо на глазу. Теперь от них всего жди. С агентом провалились. Батальоны карателей пошлют. Но мы готовы к этому. А насчет детей, это он мог со злости.

– Нет, Денис Тимофеевич… Он же в село возвратился, а дети там. Убийца он! Изверг!

– Был. А вам, Мария Петровна, отвлечься надо. Помните, говорили мы о гарнизоне фашистов и полицаев, что слишком осмелели они, в лес довольно глубоко заходят. Сегодня ликвидировать решили, а то, глядишь, нашу базу обнаружат. Опередить хотим. Чтобы лес пугал их. Предлагаю вместе идти. Как, принимается?

– Да, – согласилась она. – Бить фашистов, бить! Без пощады!

Собралась Мария, как обычно, быстро. Надела легкую телогрейку, немецкие трофейные галифе и яловые сапоги, перекинула вещмешок с боеприпасами и продуктами за плечи, взяла автомат и вышла на полянку к командирской землянке, где уже толпилось человек тридцать партизан. Начальник штаба Мушников был среди них.

– С нами, значит, решили, Мария Петровна? – спросил он, хотя этот вопрос можно было бы и не задавать.

– Да, Петенька, с вами.

– Горячо придется.

– Неужели пограничник нашей заставы Петр Мушников все еще не верит в мои силы?

– Как не верю? Только спешно пойдем. Да и обратно марш-бросок с крюком большим, чтобы следы запутать.

– Не стоит, Петя, из пустого в порожнее переливать. Лишний автомат в бою не помешает.

– Верно говорит Мария Петровна, – поддержал ее вышедший из землянки Хохлачев, потом осмотрел всех собравшихся на операцию партизан, но не удовлетворился внешним осмотром, а приказал: – Попрыгаем. Выше, выше! Еще, еще! – И сделал заключение: – Ладно все. Можно в путь.

Пошел по тропе на первый взгляд неторопливым, но спорым шагом, каким обычно ходят мужики и пограничники, не оглядываясь, зная, что отряд вытянется, как обычно, в цепочку и, пройдя через болото по перешейку, соберется поплотней и заскользит бесшумно между деревьев вслед за высланными вперед дозорными.

Ничто не нарушило намеченного плана. За ночь, сделав всего один короткий привал, партизаны подошли к селу и остановились на дневку, укрывшись в глухой балке. Только Петр Мушников, замаскировавшись на опушке, весь день наблюдал за немцами и полицаями. Вернувшись вечером, доложил:

– Все в порядке. Часовые на прежних местах. Снимать будем, как договорились: вы, товарищ капитан, того что у склада, я – у школы. Сигнал атаки – взрыв гранаты.

– Вот и ладно, – одобрил Хохлачев. – С собой возьму…

– Денис Тимофеевич, я пойду, – твердо сказала Мария. – Вот этой гранатой – в окно.

– Хорошо… Только внесем поправку. Ты, Петр, к складу. К школе – я с Марией Петровной.

Еще раз напомнив задачу основной группе партизан, Хохлачев скомандовал:

– Пошли.

Вначале группы двигались рядом, и Мария видела скользившие в ночном безмолвии справа и слева силуэты, потом силуэты удалились, и в темном лесу они остались вдвоем с Хохлачевым. Мария почувствовала себя одиноко среди этих темных, теснившихся друг к другу стволов, оробела, и ее охватила тоска. Безотчетная. Сильная. Мария удивилась: не первый раз в ночном лесу, ходила даже совсем одна, а тут впереди, всего в шаге – широкая спина Хохлачева. Она успокаивала себя, но тоска так и не проходила. Даже тогда, когда они вышли на опушку и когда, прижимаясь к высоким деревянным заборам, пробирались по улице, и когда ползли, словно кошки к добыче, по бесконечной полянке перед школой, и когда Мария выдернула чеку из гранаты и ждала, когда Денис свалит ударом ножа нахохлившегося часового, и даже когда кинулась к окну, выбила прикладом автомата стекла и кинула гранату. Потом бой захватил ее, все мысли были только об одном: не дать фашистам опомниться и занять оборону у окон, не выпустить ни одного из помещения. Она перебегала от одного окна к другому, бросала в них гранаты и поторапливала мысленно партизан: «Скорей, милые! Скорей! Трудно нам с Денисом!»

Она слышала, что у склада в бой уже вступила партизанская группа, которая была выделена для уничтожения охраны склада, а те, кто должен был атаковать школу сразу же после взрыва гранаты, отчего-то медлили. Марии казалось, что прошло уже много времени, хотя это было не так, просто секунды ей казались длинными минутами.

Перебежав к следующему окну, Мария замахнулась автоматом, чтобы выбить раму, но та с треском вылетела сама, и на подоконник вывалился готовый выпрыгнуть немец в нижней рубашке и с автоматом в руке. Мария на мгновение растерялась: в правой руке граната с выдернутой чекой, автомат – в левой. Как стрелять? Куда бросать гранату? Эти вопросы могли стать последними: немец уже начал поднимать автомат, если бы ни Хохлачев. Он крикнул: «Ложись!» – Мария упала, и длинная очередь прошила фашиста. Тот обмяк и начал сползать с подоконника. Мария вскочила, рванула его за руку и, сбросив на землю, швырнула гранату в окно. А к школе со всех сторон уже бежали партизаны, стреляя по окнам.

Бой затих быстро. Разорвалась последняя граната, прозвучал последний выстрел, и успокоилась ночь. Силуэты островерхих домов молчаливо чернели, словно ничего в селе не происходило, и оно спало непробудным сном. Прошло несколько минут, прежде чем затеплилось желтым огоньком окно в дальнем доме, но вот следом засветилось второе, третье, заскрипели калитки – село не спало, оно просто пережидало.

– Все, Мария Петровна. Еще один бой в прошлом. Гранаты – в вещмешок, – сказал Хохлачев, и голос его прозвучал неестественно громко, – автоматы за спину и заглянем на огонек к гостеприимным хозяевам.

Хохлачев начал вывинчивать запал из оставшейся от боя гранаты, и в это время в разбитом окне мелькнул силуэт, что-то мягко упало на траву. Хохлачев метнулся к Марии, свалил ее и придавил к земле. Рванула граната, боль пронзила ноги Марии, а Хохлачев обмяк, потяжелел.