Книга Сожжённые цветы - Яна Розова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утром двадцатого сентября Мамедов позвонил ей на работу.
— Соня, это я! — его голос звучал резко и взволнованно. — Знаешь, мне позвонили из офиса, из Москвы, мне надо уезжать!
— Но ты же вернёшься? Ты не надолго?
— В том то и дело, что надолго. Уезжаю завтра. Уже билеты заказал. Понимаешь, серьёзное дело намечается. Мне придётся курсировать между Москвой и Тулузой. Я просто поселюсь в самолёте на некоторое время. Если откажусь от этого предприятия — потеряю много денег. Очень много. Они же нам нужны? Ты же хочешь позагорать летом на моей яхте в Средиземном море?
— Я не хочу, чтобы ты уезжал. Плевать на деньги.
— Ты серьёзно? — Мамедов сказал это тихо и нежно.
— Серьёзней некуда…
— Соня, поехали со мной!
— Но у меня дела!
— Брось их к чёрту! — взорвался Вася. — Ради чего ты пашешь? Чтобы жить хорошо? Да ты не знаешь, что это такое! Ты раньше одиннадцати утра вставать не будешь. Я тебе мир покажу. Ты ни в чём нуждаться не будешь. Купим в Москве квартиру, привезёшь Игорька!
— Я не могу…
— Плюнь! Ну, хочешь, мы поженимся?
— Это не важно!
— Я позвоню тебе завтра, — неожиданно оставил уговоры Мамедов и положил трубку.
Соня не любила решать сгоряча, но ведь он прав: что держит её здесь, в Гродине? Только деньги! А по сравнению с тем, что может дать ей Вася — её доходы просто смешны.
Соня позвонила одному из соучредителей и кое-что обсудила с ним. Потом набрала номер Мамедова и повторила однажды уже сказанную фразу:
— Я решила принять твоё предложение.
З. А.
«Ведьма Меркурия умерла».
1 октября
В дверь позвонили. Света затушила сигаретный окурок в пепельнице и пошла открывать. За время, которое ей понадобилось, чтобы выйти из спальни, пересечь холл, пройти два коридора и отпереть три замка, звонок успел протилинькать отрывок из известной песни пять раз.
— Ну, кто там такой нетерпеливый?..
На пороге стоял худощавый человек лет тридцати пяти. Он был одного роста со Светой, женщиной довольно высокой, поэтому они сразу же встретились глазами. Взгляд гостя, внимательный и насмешливый, контрастировал с общим слегка комичным видом — торчащими рыжими волосами, широким ртом, всегда готовым к смеху, и дурацкой манере некстати морщить нос, усыпанный веснушками.
— Вы к Ивану Константиновичу? — спрашивая, Света уже знала ответ. Ванечкины приятели так не одевались: никаких костюмов фабрики «Красная Заря», или как там теперь такое называется.
— Я к Светлане Клюшкиной, а с Иваном Константиновичем поговорю, если в том возникнет необходимость, — ответил визитёр низким, таким же прокуренным, как и у самой Светы, голосом.
— Я Светлана Клюшкина. Только теперь моя фамилия Фирсова. Входите, пожалуйста.
Света провела его в холл, они сели на голубую козетку.
— Седов Павел Петрович, — представился гость, изумлённо оглядываясь. — У вас как в музее…
Он наморщил нос, и Света отвернулась, пряча улыбку. Забавный визитёр ещё покрутил рыжей головой и, наконец, сосредоточился на хозяйке «музея».
— Но лучшее произведение искусства здесь — вы!
Комплимент он произнёс так естественно, что не возникало и мысли о наглости. Тем более что Света и сама знала, что похожа на греческую статую, только в менее монументальном исполнении. Ей оставалось только сказать «Спасибо», после чего сосредоточилась на поиске сигарет.
— Вообще-то, я забыл, зачем пришёл…
— Ну, а я при чём?
Света нашла пачку, взяла сигарету в зубы, оглядываясь в поисках зажигалки. Седов протянул ей огонёк. Света прикурила, покивав в благодарность и для продвижения беседы.
— Ага, — сказал гость, собираясь с мыслями. — Так вот…
Он замолчал, снова уставившись на предметы интерьера. Свете показалось, что смущение не позволяет гостю прямо смотреть на неё, и от этого стало немного жаль его:
— Может, кофе?
— Было бы замечательно! А пока вы будете варить кофе, можно, я позвоню?
— Можно.
Света вышла из холла.
Кухня Фирсовых имела такой же музейный вид, как и вся квартира — согласно воле хозяина жилья. Вкус, подобный Ванечкиному, в Гродине неполиткорректно назывался «армянским» или — что казалось Свете совершенно возмутительным — «классическим». Подразумевались позолота, витые ножки, резные дверцы, шёлковые диваны, с которых сидящий непременно соскальзывал, скульптурные композиции (обычно отлитые на фабрике), картины с приторными природными видами. Света привыкла ко всему этому эстетическому мракобесию, научившись не обращать на вещи никакого внимания.
Наливая кофе, приготовленный в страшно дорогой, «элитной», как говорили менеджеры из магазинов бытовой техники, кофемашине, она вдруг подумала: а вдруг он вор? Оставила чужого человека одного в своей квартире, а вдруг он серебряные ложечки стащит?..
А, гори вся эта квартира с ложечками синим пламенем! Пусть бы уже и вправду случилось что-нибудь в проклятом болоте!
Света вернулась в холл, держа в ладонях чашечку, будто взятую из детского сервиза. Хозяйку опережал кофейный аромат, который и заставил Седова, не покинувшего голубой козетки, поднять глаза. Он принял чашечку в свои руки и кивнул в сторону пола — на причудливую арабеску лакового паркета между носами его пыльных заношенных туфель:
— Никогда не видел такого.
— Да вы к делу переходите уже!
— Ага, — снова сказал Павел Петрович, и у Светы возникло отчётливое ощущение дежа-вю. — Так вот. Вы с Ириной Китаевой знакомы?
— Да, это моя подруга. Что случилось?
— Пока не знаю! — он понюхал кофе и продолжил: — Вы давно видели её в последний раз?
— Очень давно. Она звонила в апреле, по-моему… — Света вдруг забеспокоилась: — А вы из милиции?
— Нет, я веду частное расследование.
— Какое?
— Вы знаете, что церковь в Гродине сгорела?
— Ну, конечно!
«Хоть бы не случилось чего!», — подумала Света, начисто забыв о желании, загаданном на кухне.
— Вот я и ищу поджигателя. Меня попросил о помощи отец Сергий, священник из этой церкви. Я раньше действительно, в милиции работал, а сейчас — в частной охранной фирме. Конечно, на государственном уровне этим расследованием ребята покруче моего заняты. Но их версия, по мнению отца Сергия, ошибочна. Они сатанистов ищут, а он не верит в них.
— Как это: священник не верит в сатанистов? Священник нанимает сыщика?