Книга Шторм на Крите - Сергей и Дина Волсини

Юля застонала и перевернулась. Антон Ильич вскочил с места и склонился над ней, но она не открывала глаз. Он осторожно потрогал лоб, он был все еще горячим. Юля не шевелилась, и он не понимал, спит ли она или лежит в забытье от жара.

– Юленька, – тихонько позвал он. – Юленька, как ты? Ты слышишь меня?

Она не отзывалась.

Дать ей поспать? Или разбудить и выяснить, как она себя чувствует? Антон Ильич беспомощно смотрел на Юлю и озирался по сторонам, будто ища поддержки. Что делать?

Прошло еще время. Он не отходил от Юли. Пододвинул к кровати кресло, устроился в нем и сидел, не сводя с нее глаз: почему-то он боялся, что она перестанет дышать. И хоть он и говорил себе, что у Юли всего лишь простуда или, в крайнем случае, нервное переутомление, и от этого нельзя вдруг перестать дышать, успокоиться он не мог. А вдруг у нее слабое сердце? Вдруг еще что, чего он не знает? Он все время прислушивался к ее дыханию, брал ее руку и проверял, прощупывается ли пульс, бережно укрывал одеялом, когда она переворачивалась и откидывала его с себя во сне.

Было около четырех часов утра, а Антон Ильич еще не ложился. Юля спала, он дремал рядом в кресле. На рассвете он еще раз потрогал ее лоб. Температура, кажется, спала. Он поправил у Юли одеяло, себе взял пляжное полотенце, накрылся им, пристроился на краешке кровати и сразу уснул.

В шесть зазвонил будильник.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Антон Ильич, не открывая глаз. Голова у него отяжелела, словно кто-то приковал ее к подушке, невыносимо хотелось спать.

– Отлично, – услышал он бодрый голос Юли.

Он удивился – может, притворяется? – и заставил себя приоткрыть глаза.

Юля и впрямь была бодра. Улыбаясь ему своей чудесной улыбкой, от которой в иное утро у Антона Ильича затрепыхалось бы от счастья сердце, она чмокнула его в щеку, быстро поднялась и стала проворно собираться, как будто и не было никакой болезни.

Он отключился и очнулся, только когда Юля поцеловала его в лоб перед тем, как убежать.

– Только не купайся сегодня, я тебя прошу, – хрипло попросил он сквозь сон.

– Почему это?

– Потому что ты еще болеешь.

– Но я отлично себя чувствую!

– Ты еще болеешь.

– Да нет же! Напрасно ты волнуешься, я уже выздоровела! Холодная водичка меня только взбодрит. Сейчас окунусь и буду как огурчик!

Антон Ильич не слышал, что еще говорила Юля. Он заснул и даже не заметил, как она ушла.

Когда он пришел на завтрак, ни Юли, ни родственниц там уже не было. Повара заканчивали работу, официанты убирали со столов, но Антон Ильич успел заказать омлет и набрать в тарелку разных закусок, сел за свой любимый стол у окна – на веранду уже не пускали – и налил себе чаю. Никто его не торопил. Он не спеша поел и, когда закончил, посидел немного, глядя в окно, на небо, блестевшее в вышине, на высокое уже солнце и на тенистые пихты, на чьих удобных широких ветвях прятались от ветра вороны и возились внизу котята. Мысли его были о Юле. Он не представлял уже своих дней без нее, и сам тому изумлялся – как быстро вошла она в его жизнь, и до чего же прекрасно было ощущение того, что теперь в его жизни есть она, Юля! На сердце теплом разлились картины их вчерашнего путешествия: Юля, лежащая под оливковым деревцем, прелестная как греческая богиня; Юля, лукаво глядящая на него за обедом, хохочущая и обнимающая его за шею… Как хорошо, что впереди у них еще целая неделя! Он не знал, что ждет его впереди и какой будет его жизнь после этого отпуска, но возможность быть с Юлей еще целую долгую неделю наполняла его сердце радостным волнением и острым, щемящим чувством благодарности за это неожиданное счастье. Что за отпуск был бы, не будь ее? Что за жизнь была бы?

Интересно, где она сейчас? Он вспомнил, как испугался за нее прошлой ночью, и в душе его снова возникло то беспокойство, что мучило его и не давало сомкнуть глаз до самого утра. Не стало ли ей хуже? Может, ей что-нибудь нужно? С ней должно быть все хорошо – вон как бодро она поднялась с утра, не то, что он – и все же ему хотелось убедиться. Пойду найду ее и все узнаю, решил Антон Ильич и поспешил на пляж.

Хоть солнце и слепило глаза, на улице не было жарко. Все из-за ветра, холодного, порывистого. От моря веяло прохладой, в воздухе кружился и хлестал по лицу песок, снова пахло осенью. Людей на пляже было немного. Никто не купался. Все прикрывались лежаками, прячась от ветра, который никому не давал покоя – срывал с головы панамки, уносил полотенца и волочил их по песку, выхватывал из рук книжки, сбивал со столов бутылки, стаканы и переворачивал все верх дном. Кто не выдерживал, уходил в бар и сидел там, попивая напитки и поглядывая на беспокойное море.

Юли нигде не было видно. Неужели лежит, болеет? Антон Ильич ускорил шаг и направился к корпусу, где жила она. Он быстро взбирался по ступеням и не остановился бы, если бы вдруг не услышал за кустами знакомые голоса. Он приподнял рукой ветку и просунул голову. На лужайке перед балконом своего номера сидели в креслах старушка Вера Федоровна и Наталья. Перед ними стоял столик, они пили чай и смотрели в сторону моря. Антона Ильича они видеть не могли – дорожка пролегала сбоку и была надежно отгорожена от них густыми разросшимися кустами. Антон Ильич пригляделся, нет ли с ними Юли, но ее там не было. Он тихо опустил ветку и собирался уже идти дальше, как вдруг услышал, что говорили о нем.

– Мама, о чем ты говоришь! – громко возмутилась Наталья.

– А что? По-моему он серьезно настроен, – проскрипела старушка.

– Ха! Серьезно! Скажешь тоже! Все они серьезно настроены, пока не получат свое. А потом их серьезность куда-то улетучивается.

Она звонко поставила чашку на стол.

– Мне кажется, этот не такой, – возразила Вера Федоровна.

– Ну конечно! – перебила Наталья. – Все такие, а этот не такой!

– Не знаю, не знаю. Мне он нравится. Хороший мужик. Душевный. И глаза у него честные. А на Юльку как смотрит! Такими не разбрасываются.

– Ой, мама, я тебя прошу, ты только Люлечке голову не забивай этим Антоном. Видали мы таких. Это он сейчас павлином ходит, надеется в постель ее уложить. Но, слава богу, наша Юля не так воспитана. Одними обедами ее не заманишь. И вообще, не нужна она ему, это же сразу понятно.

– Чего это? Чего это тебе понятно?

– Мама, ему лет-то сколько!

– Ну и что? Лет! Подумаешь! – фыркнула старушка. – Твой вон молодой был, и что? Где он теперь? Чем старше, тем оно надежней-то будет.

– Ничего ты не понимаешь.

– Ты зато больно понимаешь. Ну, чем он тебе не угодил? Хороший мужик. И Юлька, вон, сияет вся при нем. Чего еще надо? Сколько она еще в девках сидеть будет?

– Как ты не понимаешь, мама, ему не нужна Юля. Ему нужна зрелая женщина.

– А что, Юлька у нас не зрелая что ли?