Книга Семена времени - Джон Уиндем

– Да не будь ты таким надутым дураком, Питер, – нетерпеливо сказала она.

Тем временем мужчина внимательно в меня всматривался. Лицо его приняло довольно странное выражение. Я не очень этому удивился: наверно, выражение моего собственного лица было не менее странным. Ведь наше сходство – нет, больше чем сходство, наше подобие – было сверхъестественным. Одеты мы были, правда, по-разному. Я никогда не носил вещей, которые были на нем, но все остальное. Вдруг я заметил его ручные часы: и они сами, и металлический браслет, на котором они держались, были точной копией моих. Я даже ощупал свое запястье, чтобы убедиться, что они как-то не перескочили к нему. Но мои тоже были на месте, все в порядке. Тут он сказал:

– Боюсь, в этом не так легко разобраться. Мы с Джин нарушили покой вашего дома. И очень основательно. Я, право, сожалею. Но мы не знали…

– Что за ужасная женщина! – вскричала разъяренная Джин. – Я бы с удовольствием ее придушила!

Я почувствовал, что тону, у меня перехватило дыхание.

– Какая женщина? – спросил я.

– Какая? Да та нахалка, что сидит сейчас у тебя в доме, Тентерша!

Я уставился на них обоих.

– Послушайте, – сказал я. – Это уж слишком. Она ведь моя жена…

– Так она твоя жена? Она нам говорила, но я ей не поверила. Нет, Питер, ты шутишь! Не мог ты на ней жениться! Не мог!

Я в упор посмотрел на Джин. Здесь и вправду было что-то из ряда вон выходящее. Не стану утверждать, что добрая половина людей как-то иначе думает о женах своих приятелей, но вслух они ведь этого не высказывают, тем более при посторонних. Так как же на это реагировать – возмутиться или пожалеть ее?

– Боюсь, что вы не совсем здоровы, – сказал я. – Может быть, вы зайдете в дом, приляжете на минуту, а я тем временем позвоню, вызову такси. По-моему…

Теперь Джин уставилась на меня.

– Ха-ха-ха! – невесело рассмеялась она.

– К сожалению, мы там уже побывали, – сообщил ее спутник. – Понимаете, нам очень хотелось вас повидать, а в доме никого не было. Вот мы и решили посидеть, подождать, пока вы не придете. Но пришли не вы, а мисс Тентер. Мы никак ее не ждали, и к тому же она ни за что не хотела верить, что я – это не вы, и, как ни печально мне об этом говорить, повела себя по отношению к Джин безобразно – нет, другого слова не подберешь, просто безобразно, и вообще все оказалось очень сложно и неприятно.

Он замолчал в смущении.

Все это, право же, начинало походить на какой-то бредовый сон.

– Но почему вы все время называете ее «мисс Тентер»? – спросил я. – Кто-кто, а Джин прекрасно знает, что она уже два с лишним года миссис Питер Радл.

– Господи, – сказала Джин. – Ничего не поймешь! Но я бы в жизни не подумала, что ты женишься на этой особе.

Мне то и дело приходилось напоминать себе, что у нее, видно, не все дома – так естественно это у нее получалось.

– Неужели? – холодно спросил я. – А на ком же, по-твоему, мне следовало жениться?

– На мне, разумеется, – ответила Джин.

– Послушайте, – начал в отчаянии ее спутник, но я решительно прервал его.

– Ты же сама отрезала к этому все пути, когда стала крутить с Фредди Толлбоем, – напомнил я ей почему-то вдруг с горечью; видно, старая рана еще не зарубцевалась.

– С Фредди Толлбоем? – переспросила она. – А кто это такой?

Тут мое терпение лопнуло.

– Вот что, миссис Толлбой, – сказал я, – не знаю, зачем вы затеяли этот розыгрыш, знаю одно – с меня хватит.

– Но я не миссис Толлбой, – сказала она. – Я миссис Питер Радл.

– Очевидно, вам нравится эта шутка, – ответил я ей с горечью, – но мне она не кажется слишком смешной.

Это была чистая правда: еще не так давно я больше всего на свете мечтал о том, чтобы Джин называлась миссис Питер Радл. Я посмотрел ей в глаза.

– Джин, – произнес я. – Тебе не пристало так шутить. Это слишком жестоко.

Несколько секунд она выдерживала мой взгляд. Затем глаза ее приобрели другое выражение, в них появился какой-то блеск.

– Ax! – вскричала она с таким видом, будто прочла что-то в моем лице. – Ах, это ужасно!… Господи!… Ведь я… Да помоги же мне, Питер, – добавила она, но это относилось не ко мне, а к ее спутнику. Я тоже повернулся к нему.

– Послушайте, – сказал я, – я не знаю, кто вы такой и что все это значит, и все же…

– Ну да, конечно, – сказал он, как бы внезапно все себе уяснив. – Ну конечно, вы не знаете. Я – Питер Радл.

Наступило длительное молчание. Я решил, что хватит делать из меня дурака, и повернулся, чтобы уйти. Тогда он сказал:

– Нельзя ли нам зайти куда-нибудь поговорить? Видите ли, мы оба Питеры Радлы, и вы и я, вот в чем загвоздка.

– По-моему, это не то слово, – сказал я холодно и собрался уходить.

– Вы просто ничего не понимаете, – раздался его голос у меня за спиной. – Это же машина старого Уэтстоуна. Она работает.

Возвратиться ко мне домой мы, конечно, не могли, и единственное место по соседству, которое я в ту минуту мог припомнить, была верхняя комната кафе «Юбилейное». Большинство наших институтских сейчас как раз заканчивали работу, но пока они доберутся до кафе, пройдет не меньше часа. Подтверждать мнение о моих личных делах, сложившееся у людей и успевшее дойти до ушей директора, мне отнюдь не хотелось, а потому я сначала поднялся наверх и, убедившись, что там никого нет, подошел к окну и поманил их.

Девушка, подававшая нам чай, не казалась слишком смышленой. Если она даже уловила наше сходство, это не произвело на нее заметного впечатления. Когда она ушла, Джин разлила нам чай и мы принялись за дело.

– Вы, наверно, помните концепцию времени, созданную старым Уэтстоуном, – сказал, наклонившись ко мне, мой двойник. – В качестве примера, хотя и приблизительного, он приводил замерзающее море. Настоящее, по его теории, напоминает ледовую корку, которая ползет все дальше и дальше и становится все толще. Позади остается застывшая масса льда, представляющая прошлое, впереди – текучая вода, олицетворяющая будущее. Можно предсказать, что за определенное время определенное количество молекул будет схвачено морозом, но невозможно предсказать, какие именно это будут молекулы и в каких соотношениях они в этот момент окажутся.

С прошлым, с застывшей массой, считал он, мы скорее всего ничего не поделаем, но ему представлялось, что когда-нибудь удастся проникнуть дальше передней кромки, иначе говоря – настоящего. Если б это оказалось возможным, мы начали бы создавать маленькие форпосты застывшей материи. С течением времени кромка льда достигнет их и они сделаются частью всей ледяной массы, частью настоящего. Иными словами, забегая вперед, мы создаем участки будущего, которые непременно воплотятся в настоящее. Конечно, нельзя предугадать, на какие молекулы будущего наткнешься, но коль скоро вы их обнаружили, вы тем самым связали их между собой и, закрепив эти сочетания, сделали их частью неизбежного будущего.