Книга Парижанка в Париже - Всеволод Кукушкин

– С органами, что ли, сотрудничал? – спросил Николай.

– У нас такие вещи в послужной список не заносят! Но думаю, что не прост был атташе Васильков. Вернулся он в начале тридцатых в Москву, в «делах» не фигурировал, но куда-то уехал из столицы. Так что – есть повод задуматься.

– А чего тут думать? Отец Ани – инженер на комбинате в Магнитогорске, мама – преподавательница в тамошнем институте. По всем статьям, нормальная, как говорили, советская семья, – Николай начал «твердеть». – Может быть, и были голубые крови, так это, слава богу, по нынешним временам не криминал, да и, как я видел, у нее с мозгами все нормально, без закидонов.

– Очень хорошо, – уже примирительно сказал отец, – Я рад за тебя. Как вы насчет брачных уз, не думали еще? В этом деле, конечно, торопиться не надо, но и тянуть тоже не надо. Как говорится, затянувшаяся пауза хуже молчания бывает. Внуков хочется…

Так Виктор Андреевич бесхитростно привел разговор к тому, ради чего он, собственно, и был начат. Любой родитель переживает за сына или дочь, а любая мать считает, что ее сын достоин лучшей жены, как и ее дочь достойна лучшего мужа. В общем, нет в жизни справедливости.

– Ладно, папа, я тебя понял! – скомкал откровенный разговор Николай. И, чтобы сгладить возникшую неловкость, отшутился. – Не волнуйся ты так, все будет хорошо. Я тут Равеля «скачал», ну, и завели мы его. Не знаю уж, как там у Бо Дерек в «Десятке», но нам он тоже показался монотонным.

– А вы внимательно вслушивались? – спросил отец.

– Да, папа, внимательно. Легли в постель, и давай вслушиваться. Чуть не заснули!

– Ну, есть же и другие композиторы!

– Ну, да – Прокофьев, например. Знаешь, нам и без его марша не скучно!

– А вот за это и выпьем, сын! – обрадовался Виктор Андреевич возможности закончить разговор на оптимистической ноте. – Ты, кстати, на свой этот Ямал, надолго летишь?

– Нет, у нас чартерный рейс. Завтра ранним утром туда, там двое суток всего и обратно в Москву.

– Ну, вот и славно, вот и хорошо! И чувства свои проверите!

– Папа! – укоризненно поправил Николай. Они выпили.

– Никогда не спешите, и вы прибудете вовремя! – попрощался с сыном Виктор Андреевич.

– Что, опять Талейран? – пожимая ему руку, уточнил Николай.

– И как вас там принимали? – интересовалась Аня, разворачивая большой пакет после возвращения Николая из командировки.

– Отлично. И гостиница хорошая, и кормили прекрасно, – с удовольствием рассказывал Николай.

– Чем же угощали? – Анна уже принюхивалась к пакетикам поменьше.

– Муксун был во всех видах. И строганина, и копченый, и вяленый. Я даже две банки консервированного муксуна с собой привез. Ну, еще оленина была. Надо будет с родителями поделиться.

– А девочки были?

– Во-первых, полуостров называется Я-мал, а во-вторых, теперь у меня есть ты и мне тебя хватает с избытком, только и думаю, как бы продержаться и быть на уровне. Да и вообще, кто с тобой сравнится?!

– И не пытайся искать! А к родителям, когда поедем? Надо бы и их муксуном угостить…

Вообще-то человеческая натура такова, что мужчины более склонны к авантюрному поиску своей второй половины и в этом находят свое оправдание. А вот женщина подсознательно стремится стать незаменимой, и некоторым это удается.

Классический мужской вопрос: что делать, если кажется, что вон та особь мне лучше подходит? Что касается женщин, то им хочется стабильности. Так что даже существует теория, что мужчины тянутся к полигамии, а женщины – существа моногамные.

Подводя итоги кухонного обсуждения щекотливой темы потенциального адюльтера, Николай дошел до того, что женщине хочется, чтобы мужчина был уютным, как… домашние тапочки.

– Но только ты учти, что тапочки, даже домашние, снашиваются! – с улыбкой заметил он, нацеливаясь на второе пирожное.

– Поэтому за тапочками надо следить, ухаживать, холить, нежить, лелеять, – подхватила мысль Анна, поднимаясь со стула и увлекая Николая из кухни. Собственно, препятствовать тому, чтобы любимый побаловал себя сладким, она не намеревалась, но и затягивать чаепитие не хотела. Она подтолкнула его в ванну, а сама направилась в спальню разобрать постель.

«Тоже мне, тапочек… Ты у меня долго будешь в хорошей форме, долго не сносишься!» – подумала Анюта.

Потом спать им отчего-то расхотелось. И возникло предложение, обоих подкупившее, как они посмеялись, новизной. И завернувшись в простыни, они прошествовали на кухню. Откупорена была бутылка сухого красного, и начат полуночный разговор.

– Помнишь, была такая шутка, когда кадровик спрашивает: а что вы делали до семнадцатого года? – с такого неожиданного конца «обозначил маршрут» Николай, любуясь цветом красного вина в хрустальном бокале. – Так вот, наша родословная «до семнадцатого года» в подробностях мне неизвестна. Говорили, что по отцовской линии корни идут откуда-то из Швейцарии. Пращур вроде бы пришел в Россию с Францем Лефортом, но не был такой же заметной фигурой, как любимый друг Петра Первого. Но Петр дружил со всей немецкой слободой и всем помогал определиться в России, чтобы не было у иностранцев желания и стремления возвращаться к себе. Так что браки с русскими женщинами только приветствовались. А поскольку они были иностранцами, то выбирали себе невест из состоятельных домов.

– Для швейцарцев это характерно, они все считают и просчитывают, – с улыбкой, протянув свой бокал с намерением чокнуться, с иронией отметила Анюта. – У тебя вот только пока швейцарские гены не слишком проявляются.

– А вот еще у меня была Баба-Катя, – не смутившись, продолжал Николай, протягивая руку к бутылке, чтобы долить вина. – Очень, надо сказать, была неординарная и сильная личность! Почти невероятно, но это была женщина, которая делала то, что говорила, а что-то пообещав, всегда держала свое слово.

Екатерина Степановна была родом из Гатчины, сначала училась в питерском университете, но потом ее и еще двух подруг перевели в Москву, училась сразу в МГУ и в инъязе, выучила французский еще до войны и владела им блестяще. Кажется, она как-то вспоминала, что ее бабушка была чуть ли не воспитанницей Смольного института. Словом, старые питерские легенды и традиции. Так что тут ничего определенного сказать невозможно.

На самом деле Баба-Катя была зачислена в резерв МИДа, а заодно и в разведшколу НКВД. Но эта часть истории вспоминалась в семье нечасто.

– Когда началась война, она поступила в школу радисток и готовилась к десантированию в тыл к немцам, даже несколько раз с парашютом прыгала, – с гордостью повествовал Николай. – Но ее можно было отправить лишь во Францию, немецкого языка она не знала. А до Франции дело не доходило, там действовала английская агентура. Да, судя по всему, и сам Сталин хотел дать возможность союзникам активно там работать. Время шло, она оставалась в резерве НКВД, несколько раз обращалась к руководству с просьбой о переводе, чтобы не просто «сидеть на ключе» в Москве. Все-таки ее готовили к более серьезной работе.