Книга Босиком - Элин Хильдебранд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Замолчи!» — приказала себе Бренда.
Миссис Пенкалдрон наклонила голову.
— Вы поставили аудиторию на код?
— М-м… да.
— Он ведь не видел, как вы это делали, правда?
— Кто «он»?
Миссис Пенкалдрон раздраженно улыбнулась.
— Австралиец.
— А… нет, — сказала Бренда.
— Вы уверены?
— Уверена. Он ждал немного в стороне. Я закрывала панель с кнопками своим телом.
— Хорошо, — кивнула миссис Пенкалдрон, хотя по ее тону было понятно, что она совсем так не считает. Ее голос звучал так, словно она отвечала на звонок всемирно известного похитителя произведений искусства. — Давать студентам код — против правил. Вы это понимаете?
— Понимаю, — сказала Бренда. — С банками, чашками или бутылками в аудиторию тоже никто не входил.
— О, я знаю, — произнесла миссис Пенкалдрон. — Я лично за этим проследила.
«Как много глупых правил», — подумала Бренда, когда они подходили к больничному автомату с газировкой.
Она вложила записку со словами «Позвони Джону Уолшу!» в свой экземпляр «Невинного самозванца» и спрятала книгу в портфель. Бренда даже не знала, зачем хранила эту записку. Она не могла думать о Джоне Уолше и Флеминге Трейноре одновременно; это уже было доказано.
— Мы правда купим колу? — спросил Блейн. — Правда купим?
— Правда. — Если это могло помочь, то оно того стоило. Она не предлагала детям сигареты или трусы от фирмы «Ейгер». Бренда достала у Вики из сумки пять двадцатипятицентовиков и разрешила Блейну аккуратно опустить их в автомат, но не смогла найти никакой мелочи, а самой мелкой купюрой у Вики в кошельке было двадцать долларов. Портер что-то бормотал. Ба, ба, ба, да, да, да. Те глупости, которые говорит человек, прежде чем начнутся настоящие глупости.
— Будто ты не знала, — пробормотала Бренда, — что нам понадобится больше денег.
Блейн в панике посмотрел на Бренду, когда она направилась обратно в приемную, к стойке.
— А как же кола? — спросил он.
— У нас не хватает денег, — объяснила Бренда, и Блейн расплакался. Услышав, как плачет Блейн, Портер тоже заревел. — Мальчики, — сказала Бренда, — прошу вас, подождите секундочку.
Что удивительного в том, что в Нантакете находился самый дорогой автомат с колой? Ей нужно было разменять двадцатку, только чтобы получить еще один несчастный двадцатипятицентовик. Все это было в духе дня.
И конечно же, Диди, стоявшая за стойкой в приемной, была теперь вся поглощена разговором с каким-то парнем своего возраста. Бренда попыталась помахать ей двадцаткой из-за плеча парня. Диди должна была услышать детский плач и догадаться, что это что-то срочное. Но нет — Диди совершенно не обращала на Бренду внимания, она была полностью сосредоточена на другом человеке — на парне в зеленой спортивной рубашке, шортах цвета хаки и кроссовках «Адидас». Он недавно подстригся — вся футболка сзади была покрыта срезанными волосками. Парень держал какой-то белый конверт за один уголок, а за второй держалась Диди, у которой был такой вид, словно она сейчас расплачется.
— Вот они, — сказал парень со стрижкой. — И я хочу получить их обратно.
— Я знаю, — сказала Диди.
— К первому июля. Не ко второму. И не к четвертому. К первому.
— Точно.
— С процентами.
— Как начет пятницы? — спросила Диди.
— А что в пятницу?
— Вечеринка у Зака.
— Ты пойдешь? — спросил парень со стрижкой.
— Да.
— Тогда я останусь дома.
— Простите, — сказала Бренда, махая в воздухе двадцаткой. Невежливо было их прерывать, но Бренда не могла стоять с двумя плачущими детьми и ждать, пока Диди и ее друг обсудят какую-то тусовку. — Мне нужна мелочь. Для автомата с газировкой.
Диди провела пальцем под глазом. Она тяжело дышала.
— У меня нет мелочи, — отрезала она. — Если вам нужна мелочь, то вам придется пойти наверх в кафе.
«О нет, — подумала Бренда. — Только не это».
— Мне нужен всего один двадцатипятицентовик, — сказала она. — Пожалуйста! Может, у вас есть двадцатипятицентовик, который вы могли бы мне одолжить?
Диди выхватила конверт из руки своего приятеля.
— Нет, — произнесла она. — У меня нет.
Парень со стрижкой обернулся. В протянутой руке он держал монету в двадцать пять центов.
— Вот, — сказал он. Затем посмотрел на Бренду. — Привет. Это вы?
Бренда на несколько секунд уставилась в его лицо. Она знала этого человека, но откуда? Кто он? Одно она знала наверняка: она еще никогда в жизни не была так рада видеть двадцать пять центов.
Джош с Брендой и детьми прошел к автомату с газировкой, хотя и слышал, как Диди всхлипывала у стола. Блейн держал в руке двадцатипятицентовик, и Джош взял его на руки, чтобы мальчик мог опустить монетку в автомат и потом нажать кнопку, — и все молчали, пока кола спускалась вниз по автомату. Даже младенец молчал. Джош взял колу из автомата.
— Я могу выполнить обязанности хозяина?
— Вы парень из аэропорта, — сказала Бренда. — Тот, что привез мне книгу. Простите, я вас не узнала. У вас новая стрижка.
У нее был такой изумленный вид, что Джош смутился. Он открыл банку с колой.
— Да, — сказал он. — Я Джош.
— Я Бренда Линдон.
— Я знаю, — произнес он. — Я помню. Доктор Линдон.
— Я не доктор в смысле врач, — уточнила Бренда. — Я доктор американской литературы. Самый бесполезный вид доктора, который только может быть. Мы в больнице, потому что моей сестре, Вики, устанавливают катетер для химиотерапии.
— Химиотерапии? — переспросил Джош.
— У нее рак легких, — прошептала Бренда.
— Вы шутите, — не поверил Джош. Но что он запомнил о второй сестре? Ее тяжелое дыхание. — О Господи!
Бренда покачала головой, затем сделала жест рукой над головами детей.
— Кола! Кола! — закричал Блейн.
Джош стал на колени и помог Блейну с колой. Рак легких? Беременна? «Я не доктор в смысле врач». Самые жалкие на вид люди, которых он когда-либо встречал. Вот что подумал о них Джош с самого начала. И неудивительно.
— Вы здесь на все лето? — спросил он. — Я просто видел вашу подругу, Мелани, в аэропорту пару дней назад…
— Мы с сестрой и детьми здесь на все лето, — ответила Бренда. — А Мелани еще не решила.
— Она показалась мне очень милой, — сказал Джош.
— Милой, да. Она такая и есть. Очень милая, — согласилась Бренда. — Кстати, вы знаете кого-нибудь, кто мог бы этим летом поработать няней?