Книга Предпоследний герой - Анна и Сергей Литвиновы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Настя бросилась к Сениной моторке. Управлять лодкой – ничего сложного, они прошлым летом даже Николеньку научили…
Настя уже и два шага-прыжка сделала – да потом опомнилась. Моторка-то прикована к столбу цепью… И солярки в ней наверняка нет. Вот дубина! Могла бы додуматься – взять из квартиры ключи от цепи и от сарая, где хранится топливо…
Так что же, ее суперплан отменяется? Нет. Ничего подобного.
Настин взгляд упал на примитив. («Примитивом» Сеня называл весельные, без мотора, лодки.)
Примитив призывно колыхался на легких волнах прибоя. Никаких замков – цепь небрежно обернута о колышек. Чья, интересно, это лодка? Впрочем, без разницы, чья она.
Настя еще раз воровато оглянулась – на причале ни души – и прыгнула в лодку. Отмотала цепь и схватилась за весла. Не идет, зараза – мелко!
Ни минуты не сомневаясь, она перебралась через борт – какая вода ледяная, ноги – кажется, вот-вот отнимутся! – и стала изо всех сил отталкивать лодку от берега.
Пошла, пошла, моя умница! А ноги – сейчас точно отвалятся…
Она снова забралась в лодку и изо всех сил, чтобы хоть как-то согреться, заработала веслами. Ветер, слава богу, утих – и потому держать курс на Никитича было легко…
* * *
– Это он, – вынес приговор Никитич.
Старик был очевидно поражен, когда увидел утлую лодчонку и услышал Настины крики: «Кирилл Никитич! Кирилл Никитич!»
Но быстро взял себя в руки. Приказал:
– Суши весла! Иду к тебе.
Моторка, сбросив газ, виртуозно притерлась бортом к примитиву. Дед ловко, парой легких движений, взял его на буксир. Приказал Насте:
– Перелезай. Только аккуратно. Постарайся не раскачиваться.
Приказ Настя выполнила с трудом. Она все-таки начала бояться – ее всю колотило. Или это от холода – ноги-то до колен мокрые, в кроссовках вода хлюпает, джинсы охватили тело ледяной парусиной.
Дед оценил ситуацию мгновенно. Велел:
– Быстро снимай. Не бойся, я не смотрю.
Отвернулся и из-за спины кинул ей уродливые штаны сто какого-то размера и сапоги-ботфорты. Ломаться Настя не стала – с облегчением скинула промокшую одежду. Пискнула:
– Все… я готова…
Голос дрожал. Нет, рано она записала себя в нетрусихи.
Никитич сделал вид, что не заметил ее страха. Попросил:
– Ну, рассказывай, что случилось. Только конспективно. Без деталей.
Как сложно-то мысли в порядок привести – когда ее до сих пор всю колотит, и сердце бьется, словно у трусливейшего из зайцев.
Никитич посмотрел на нее ласково. Усмехнулся:
– У сторожа лодку зачем-то угнала… Ну, давай, оправдывайся!
И Настя взяла себя в руки и стала оправдываться – конспективно, как старик и просил. Рассказала про мужчину у подъезда. Про парней, что торчали неподалеку, пока она сидела на набережной. Про мотоциклиста, вырвавшего у нее сумочку – между прочим, любимую, «под крокодила»… Про разгром в квартире Челышевых. И про то, почему она решила встретить деда Кира в море:
– Тетрадку они так и не нашли. Вот я и подумала – мне нужно срочно встретиться с вами. Чтобы мы вместе решили, как теперь поступить…
Старик слушал ее рассказ бесстрастно. Не ахал, Настиной смелостью не восхищался, даже головой не качал.
– Ну, вот и все… – жалко улыбнулась Настя. – Просто и не знаю, как нам теперь быть…
– Не пищи, – скривился дед. Несмотря на все Настины подвиги, разговаривал он с ней, словно с маленькой девочкой. Словно с юной, хулиганистой внучкой. – Я как раз и решаю, что делать…
«Господи, как хорошо-то! Кто-то снова все решает за меня!»
Решение дед принял быстро.
– Катранов, как видишь, я наловил.
(Настя усиленно отворачивалась от груды морских акул – некоторые рыбы были еще живы, отчаянно дергали плавниками).
– Солярки достаточно. Как чувствовал – запасную канистру взял. Лодка сторожева… бог с ней, с лодкой. Повинюсь ему, бутылку поставлю…
– А делать-то что? – не выдержала Настя.
– Идем в Суджук, – сообщил дед. Пояснил: – Это тоже город. На побережье. Морем – пятнадцать километров. Больница и лаборатория есть, там у меня знакомые имеются. Ходу – полтора часа.
Настя смотрела на деда почти влюбленно. Тот под ее взглядом, кажется, смутился. Настя, уставшая и взвинченная, не удержалась, всхлипнула:
– Но как же вы… потом… когда вернетесь в Южнороссийск? Как вы справитесь – со всем этим?
– Я справлюсь, Анастасия, – внушительно произнес дед. – Со всем справлюсь. И с Евстафиади, и с квартирой твоей – уберу там, новый замок вставлю. А ты завтра утром в Москву полетишь. В Суджуке ведь есть аэропорт… Деньги у тебя остались?
– Остались. Они… они в тайнике были… Там же, где и дедова тетрадка.
– Ну вот видишь, какая ты молодец, – впервые за сегодняшний день похвалил ее дед. И поспешно добавил: – Ну, не плачь, Настенька, не плачь! Я же обещал тебе – сделаем мы это лекарство…
На следующий день. СССР, Москва. Весна 1990 года
Из Внукова Настя взяла такси.
Больше всего ей хотелось домой.
Домой, домой!… Увидеть наконец сына. Она воображала себе: вот она подъезжает к Николенькиному садику, находит его группу… Николенька не ждет ее, играет с детками – и вдруг замечает маму, и на его лице отражается яркая, чистая, неописуемая радость. Никто и никогда – ни бабушка с дедушкой, ни мать, и ни один мужчина в мире – никогда не радовался ей так бурно, безоглядно и бескорыстно, как сын!…
И тогда она присядет на корточки, а он кинется ей на шею и прижмется со всей силой, на которую только способен, – крепко-крепко…
Настя представила эту картину, и сердце ее забилось нетерпеливо и сладко-сладко. Однако… Она совершила над собой усилие – и решила повременить. Оттянуть это долгожданное свидание. Как ни любила она Николеньку, как ни рвалась душой к нему – у нее имелось дело, не терпящее отлагательств. Более важное, чем свидание с сыночком.
И она сказала таксисту: «В Центр, на Большую Бронную».
В рюкзаке Настя везла четыре термоса с эликсиром – средством от рака, приготовленным в лаборатории суджукской больницы по старинному рецепту Арсенинового дедушки.
Термосы неугомонный Кирилл Никитич достал сегодня утром у своих суджукских знакомых.
Он же раздобыл ей и авиабилет до Москвы – через тех же знакомых.
Московское такси везло Настю из Внукова, мелькали за оконцем голые перелески – а она еще находилась во власти своих вчерашних приключений…
Вот они едут с дедом Кирой на моторке по исключительно ровной – ни волнышка – глади бухты… Город уже далеко-далеко… Белые дома, не больше ногтя величиной, взбираются на горы… Вокруг, в море, возвышаются громады пароходов – они привезли в голодный Советский Союз канадскую пшеницу и теперь ждут своей очереди на рейде, чтобы разгрузиться в зерновом порту… С одного из бортов ей машут, улыбаются иностранные моряки… Дед Никитич говорит ей сварливо – приревновал, что ли? – «Не светись, лучше ляжь на дно!» – «А что? – пугается она. – Парни? Из города? Они что, за нами гонятся?» – «Да нет! – кричит старик, перекрывая рев мотора. – У тебя пропуска в море нет, а у нас пограничники за этим следят! Строго!» И Настя послушно садится на днище лодки, слава богу, оно не течет, но совсем рядом с ней лежат полуживые страшноватые полуметровые акулки – катраны. Иногда они дергаются, бьются…
