Книга Долгие раздумья - Элла Уорнер

— Пока ты подарил мне только секс! — возразила Дикси.

Феликс развел руками.

— Я не знал, чем привязать тебя к себе.

«Ночи — мои!» — вспомнила Дикси, и ее щеки залил румянец стыда.

— И секс показался тебе самым надежным средством? — презрительно спросила она.

— Но ты ведь ответила мне взаимностью, — пробормотал слегка растерявшийся Феликс. — Вот я и подумал, что это надежный способ завоевать тебя. И потом… Ты для меня желаннее всего на свете… Я пытался соблазнить тебя свадьбой, медовым месяцем…

И розами — кремовыми и красными, мысленно дополнила перечень Дикси.

— Я хотел, чтобы наш ребенок навсегда связал нас, — продолжил Феликс. — Дикси! Если не ради меня, то ради него! Не отталкивай… не оставляй в одиночестве… Позволь мне остаться!

В одиночестве, в котором мы, каждый в отдельности, жили всю свою жизнь… Слезы хлынули из глаз Дикси.

— Я люблю тебя, Феликс! Я думала, ты не любишь меня. Я боялась снова остаться одна, как в детстве. Я не знаю, что бы делала, если бы ты сейчас послушался меня и ушел. Одна в огромном доме! Я сошла бы с ума.

Он обнял ее — быстро и порывисто. Дикси забыла, что хотела еще сказать Феликсу, да это стало и неважно в его объятиях. Он, как всегда, понял больше, чем она могла бы объяснить.

Дикси упивалась его силой и жаром его тела. Она прижалась к Феликсу и рыдала в голос, не думая, как она выглядит. А он смотрел на нее любящими глазами и гладил по волосам.

Дикси не заметила, как Феликс легко, будто пушинку, поднял ее и, целуя в мокрые от слез щеки, перенес на кровать. Он успокаивал ее нежным шепотом, тем самым шепотом, когда не важно, что говорят, но важно как.

Слезы лились потоком, словно прорвало дамбу, которую Дикси искусно возвела, защищаясь от собственных надежд и сомнений. Дикси больше не пыталась быть сильной.

— Моя жизнь без тебя — ничто! — истово уверял ее Феликс. — Смысл жизни я осознал, только встретив тебя! Единственная реальность для меня — это ты, Дикси! Я счастливейший человек на свете благодаря тебе, потому что обладаю тобой. Мне больше нечего просить у Бога.

Дикси и Феликс с каждым поцелуем становились все менее одиноки. И Феликс где-то в глубине души поблагодарил мать за ее неразумную и грубую выходку, которая неожиданно повлекла за собой еще большее их с Дикси сближение.

Феликс и Дикси, словно в бреду шепча друг другу нежные слова и осыпая друг друга поцелуями, освободились от одежды, устраняя последнюю преграду между собой. Дикси отдавалась мужу с новым чувством, чувством очищения. Она почти видела, как с ее души слетают скорлупки, в которых та стыла от одиночества. Феликс в экстазе кричал ее имя.

Когда они отдыхали, по-прежнему не разжимая объятий, Феликс нежно погладил живот Дикси. Но она почему-то отстранилась.

— Что случилось, Дикси? — с недоумением и даже с обидой спросил он.

— Феликс! Я подумала про завещание… Там был пункт об имени ребенка? Мы должны его назвать Максимилианом? Ведь так?

— Это наш ребенок, Дикси. Мы назовем его, как ты захочешь.

— Нет, ты должен выбрать ему имя.

И тут под своей рукой Феликс почувствовал, как шевельнулся малыш. Изумленно он почти закричал:

— Дорогая! Ты видела?! Видела?! Он уже личность! У него уже есть собственные права!

Дикси расхохоталась.

— Я видела, Феликс. И даже, представь себе, почувствовала. Но, послушай, его имя… Имя ребенка оговорено в завещании или нет?

— Я смогу обойти этот пункт, — уверенно заявил Феликс. — Не волнуйся!

И столько в его голосе прозвучало убежденности, что Дикси ни на минуту не усомнилась: так и будет.

— Какое имя тебе нравится? Он пожал плечами.

— А тебе?

— О, мне нравится много имен. Я могу написать список, а ты выберешь!

— Дорогая, мы воспользуемся твоим списком, чтобы дать имена всем остальным нашим детям. А первенца ты назовешь сама!

— Скольких же детей ты хочешь?

— Я хочу, чтобы наш сын не чувствовал себя одиноким. Ему нужны не только мама и папа, но и братья, сестры! И дом.

— О, Феликс!

Он поцеловал Дикси, и она блаженно закрыла глаза, представляя, какой счастливой будет ее семья. Их с Феликсом семья.

15

Дикси волновалась, как девочка. Ей предстояло устроить в новом доме первый прием. Опыта ей не хватало. К тому же это должен быть самый важный прием в ее жизни. И большой. Гости — близкие родственники и друзья — чувствовали ее приподнятое настроение. И гордость матери, трехмесячный сын которой, собственно, и являлся виновником торжества. Гости съехались на его крестины.

К всеобщему удовольствию, завещание Максимилиана Харленда наконец-то вступило в силу, перед многострадальными членами его семьи открывалась доселе недоступная возможность самостоятельно, без оглядки на чьи-либо авторитеты распорядиться собственными судьбами.

Дикси до последнего момента сомневалась, примут ли сестры ее приглашение. Но, как выяснилось, страхи оказались напрасными. Конечно, Дикси надеялась, что, родив сына и освободив сестер от унизительной зависимости, заслужит их расположение. Но надеялась глубоко в душе — и даже с Феликсом не поделилась своими чаяниями.

Дикси не заметила, что ее давно перестали считать позором семьи и что отношение к ней сестер изменилось. Да и сами сестры сильно изменились.

Прошло уже около года со смерти Максимилиана. С его уходом прекратились постоянные унижения. Словно, накрыв могилу тяжелым гранитным камнем, семья Харленд сняла его со своих душ.

Дайана и Селина дали волю своей природной веселости. И в их шутках уже не было привычного прежде яда.

Селина с любопытством обошла дом и призналась Дикси:

— Совершенно сногсшибательное использование цвета. Очень необычно и так красиво, сестренка!

Дикси купалась в ее восхищении. Кто-кто, а уж она-то знала наверняка, что вкус у Селины безупречный.

Даже Дайана, которая всегда и во всем предпочитала классический стиль, одобрила дизайнерские находки младшей сестры:

— И какой вид из окна!

— Великолепный ребенок, Дикси! — твердили все хором.

— Завидую тебе, сестренка, — призналась Селина и посмотрела на никому не знакомого красавца, в сопровождении которого сегодня впервые появилась в обществе. — Теодор, а ты мог бы стать отцом?

— Выходи за меня замуж — и проверишь! — немедленно отозвался тот.

— Ах, Теодор, разве можно быть таким прямолинейным? — кокетливо упрекнула Селина. — Я хотела спросить тебя, хватит ли у тебя терпения быть отцом? Хватит ли фанатизма? Я хочу, — она повернулась к Дикси, — чтобы он так же заботился о моем малыше, как Феликс о твоем.