Книга Любовь по наследству - Вайолетт Медоу

— Что с тобой? — с тревогой глядя на меня, спрашивает мама.

Быстро качаю головой.

— Ничего. — Она застала меня врасплох. Дважды за считанные минуты. Первый раз, когда пришла сюда, второй — теперь. — С чего ты взяла?.. — Смеюсь и сама не узнаю своего смеха.

— Я сразу это заметила, — говорит мама, больше не в силах скрывать волнение. — У тебя странное лицо. По-моему, ты плакала.

Плакала ли я? Сложно сказать. С тех пор как я выскочила из гостиничного номера, сбегая от Кеннета, я не вполне отдаю себе отчет в том, что делаю. Точнее, не запоминаю, что происходит. Такое чувство, будто я в полузабытьи, как при высокой температуре.

— Ну что ты. С какой стати мне плакать? — произношу я, качая головой.

— По-моему, она выглядит вполне нормально, — снова вставляет свое слово Оливия. — Только очень устала. Но ведь это понятно.

— Нет, тут другое. — Мама впивается взглядом в мое лицо. Она хочет сказать что-то еще, но ее губы чуть вздрагивают и сжимаются.

У меня щемит в груди. Почему я не актриса? Почему, когда мне плохо, не могу казаться хотя бы спокойной, не мучить всех вокруг своим страдальческим видом? Почему, познав, что такое истинная любовь, не в состоянии прикинуться, что довольна и жалким ее подобием?

— Тебя кто-то обидел? — беря себя в руки, спрашивает мама.

— Обидел?! — Усмехаюсь. — Джонатан интеллигент до мозга костей, он умеет разве что читать лекции. А на работе…

— Я имею в виду там… — Мама сглатывает. — В Нью-Йорке никто ничего тебе не говорил?

Прилагаю нечеловеческие усилия, чтобы не обнаружить своим видом чувств, и молчу.

— Эмили, ну что ты такое говоришь? — снова спасает меня Оливия. Оказывается, она еще та лгунья! Но врет, конечно, исключительно на благо дорогих людей. — Там все было прекрасно. Рейч успела мне рассказать в двух словах. Море цветов, потрясающие наряды, улыбки — все на должном уровне.

Мама будто не слышит ее.

— Кто-нибудь на что-нибудь намекнул? — спрашивает она, не сводя с меня глаз.

Медленно качаю головой, безуспешно стараясь казаться бодрее.

— Может, кто-то стал задавать странные вопросы? — допытывается мама.

Оливия подходит к столу, садится на стул между нами и смеется.

— Эмили, оставь свой допрос. Не видишь, ты ее пугаешь! Я же говорю, у твоей драгоценной дочери все в полном порядке. Правда ведь, Рейч?

— Конечно, — бормочу я, заставляя себя улыбнуться.

Мама качает головой.

— Ты чего-то недоговариваешь…

— По-моему, это ты что-то скрываешь.

— Я? — Мама вздыхает и выглядит в эту минуту престранно: я вижу в ней и девочку девятнадцати лет и женщину, гораздо более старую, чем она теперь. — Понимаешь… — Ее губы снова начинают дрожать.

Оливия пошлепывает ее по руке.

— Эй, что это с тобой? Неужели дают о себе знать годы? Готова заплакать там, где плакать не из-за чего! Ну-ка живенько встряхнись! — нежно-приказным тоном велит она.

Надо что-то предпринять. Срочно, не то мама сорвется, не выдержу и я. И бог знает, чем все это закончится. Смотрю на часы.

— Ой! Мне пора бежать!

— Куда? — недоуменно и как будто с разочарованием спрашивает мама.

Чего она хочет? Спустя все эти годы снова прикоснуться к своей затерявшейся во времени трагической любовной истории?

— На встречу, — неумело лгу я. — С этими, как их… рекламодателями. Мне поручил босс. — Поднимаю глаза к потолку. — Ужасно ответственное задание! Оливия, спасибо за угощение!

— Всегда рада, — говорит Оливия, вставая и подставляя мне щеку.

Целую ее, потом маму и, будто опасаясь, что за мной в погоню пустится какая-нибудь нечисть, бегу прочь.

9

Чтобы хоть немного успокоиться, я битый час брожу по торговому комплексу и мелким магазинчикам почти в центре города. Домой приезжаю, хоть и не стремилась к этому, как и посоветовала Оливия, после Джонатана. Он, следуя давней традиции, смотрит в гостиной вечерние новости.

— Привет, — говорю я, входя и растерянно останавливаясь на пороге.

Джонатан поворачивает голову и смотрит на меня с неожиданно ласковой улыбкой.

— Привет. Как прошел день?

Нахмуриваюсь. Странно. Я думала, муж с ходу объявит мне свое решение, во всяком случае затянет нудную речь, а он ведет себя так, будто я ему ни в чем не признавалась.

— День? — озадаченно переспрашиваю я. — Нормально. А у тебя?

— Я бы сказал, успешно. Ничего грандиозного на сегодня не намечалось, однако… — Он подробно описывает встречу с бывшим университетским приятелем, который теперь тоже преподает, но в Англии, а я стою на прежнем месте и никак не возьму в толк, что он задумал.

— А чего ты не присядешь? — спрашивает Джонатан, наконец заканчивая свой рассказ. — Насиделась в самолетах? — Смеется.

Не знаю почему, но и этот его смех, и весь вид вдруг делаются мне противными. Потупляюсь, чтобы он ничего не заметил.

— Послушай, мы ведь… — Удивительно, но возвращаться к вчерашнему разговору ужасно сложно. Казалось бы, нет ничего проще: возьми и прямо спроси, не забыл ли ты и что надумал. Но кажется, что любое, даже самое невинное слово может прозвучать сейчас неуместно и оскорбительно. — Мы ведь должны побеседовать. — Насилу заставляю себя поднять на него глаза.

Лицо Джонатана снова делается каменным. Он глубоко вздыхает.

— Я подумал над тем, что ты рассказала. Мне тяжело и больно, но, знаешь…

Замираю. Сейчас решится моя судьба. Джонатан на секунду-другую умолкает, и этот короткий промежуток времени кажется мне бесконечным. Ловлю себя на том, что жду отнюдь не прощения и не возможности праведным поведением и ласковостью искупить свою вину. Не нужен мне ни этот дом, ни это ненастоящее счастье. Наша связь вдруг представляется мне противоестественной и омерзительной. Я хочу свободы. Свободы и одиночества, в котором можно спокойно предаваться воспоминаниям и придумывать то одно, то другое продолжение несостоявшегося романа.

— Я смогу тебя простить, — с видом благодетеля милостиво и торжественно сообщает Джонатан. — Когда я это почувствовал, решил, что буду вести себя как ни в чем не бывало. Если бы ты не напомнила о вчерашнем, я никогда бы не вернулся к этому разговору.

— Очень… благородно с твоей стороны, — произношу я. — Честное слово, я ожидала другого.

Джонатан сдержанно улыбается.

— В первые минуты и я ожидал от себя другого. Нет, я вообще не знал, как поступлю. А сегодня во время перерыва закрылся в кабинете и прислушался к своим чувствам.

Он впервые за всю нашу совместную жизнь не позвонил мне, когда начался перерыв, только теперь отмечаю я. Становится немного грустно и вместе с тем в душу просачивается удивительное спокойствие. Так и должно было быть. Сегодняшний день — начало новой жизни.