Книга Следователь по особо важным делам - Анатолий Безуглов

— Возможно.

— В студкоме был, в факультетском научном обществе, в совете по туризму. — Пащенко загибал пальцы и смотрел на меня. — Не много ли брал на себя?

— Но ведь это в основном выборные должности… — сказал я и подумал, что почему-то защищаю Ильина.

— Кто не хочет, того не выбирают.

— Его уважали товарищи?

— Если можно назвать уважением то, что на человека спихивают работу… Если вы считаете это уважением — пожалуйста.

— Он пользовался успехом у девушек?

— Колька? Да вы смеётесь!

— Нет, товарищ Пащенко, я просто спрашиваю, как было в действительности.

— По-моему, с ним девушкам неинтересно. Я, видите, не красавец какой-нибудь, но мне почему-то везло. Не внешностью надо брать, а умением создавать обстановку, заинтересовать…

Я вдруг понял, что Пащенко принимает наш разговор за приятельскую беседу. И бог с ним. В таком тоне он будет держаться откровеннее.

— А Ильин не умел?

— Конечно, нет. Он не умел ни к чему приспосабливаться. По его лицу сразу было видно, чего он хочет. Знаете, есть такие. Прямолинейные. А кому такое нравится?

— Ильин нравился девушкам?

— Влюбилась в него одна студентка. Он ей прямо, и сказал: не страдай, мол, не люблю. Кто же так делает?

Ведь это ещё больше разжигает…

— Ас Аней Кирсановой как получилось? — Я намеренно задал вопрос в прямолинейной форме.

— Все так же, только наоборот. Как ни бегал за Аней, ничего не получилось.

— Когда он увлёкся ей?

— Дайте припомнить. На втором курсе.

— До того как она стала встречаться с Залесским?

— Да.

— А вы не вспомните, когда Аня стала встречаться с Валерием?

— Помню. Отлдчно помню. Мы заканчивали четвёртый курс. И вдруг сенсация: Валерка, за которым бегали все девчата, ходит с Кирсановой.

— Интересный парень?

— Наповал! Немного, как говорится, задаваться любил, а в общем — с ним не соскучишься. Анька отхватила лучшего парня в институте.

Пащенко мелко захихикал. Ну если нелюбовь к Ильину можно было понять: все-таки Ильин имел вес в совхозе, а его, Пащенко, мягко выражаясь, попросили, то равнодушие к Залесскому, его горю объяснить трудно. Об умершей, дело которой и свело нас, он говорил без всякой печали.

— А Ильин ревновал?

— Своей прямолинейной башкой Николай дошёл, что тут ему делать нечего.

— Может, у него изменилось поведение, стал замкнутым?

— Он всегда был бирюком.

— Не преследовал Кирсанову?

— Вряд ли.

— Вы не можете на этот счёт припомнить что-нибудь конкретное?

— Нет. Я понимаю всю ответственность моих показаний.

Слава богу!

— Ас Залесским он как себя вёл?

— Самое смешное, что познакомил их Ильин.

— Значит, они были друзьями?

— До того как Залесский закрутил с Аней. И все удивлялись. Но мы ведь умные люди, понять можем: Ильин тянулся к культуре. А Валерию, вероятно, было забавно с Ильиным. Закон единства противоположностей…

Я вспомнил ответ Ильина на вопрос, были ли они друзьями с Залесским: «Пожалуй, не были…»

— Выходит, после того как Валерий и Аня сблизились, дружба их распалась?

— Само собой разумеется.

—А вы дружили с Валерием?

— Были хорошими приятелями. И когда он написал мне в Крылатое — тоже, между прочим, местечко, скажу я вам! — что хочет поехать куда-нибудь на целину, я ему — ради бога! Только, пишу, наплачешься…

— Почему же вы все-таки не отговорили его, если так считали?

— Надо знать Залесского. Вобьёт себе фантазию, в голову — вс„. Вынь да положь. Думаю, лучше я его устрою более или менее по-человечески. А то подзагорит где-нибудь, ещё хуже будет. Все было в моих руках,

— В общем, выручили товарища?

— Вы это без иронии?

— Без.

— Считаю, что выручил.

— Они ещё при вас приехали в совхоз?

— Самолично ездил встречать в Североозерск. У меня ведь там тоже мадшна была.

— Как они восприняли новое место?

— Как можно воспринять? Пащенко все устроил. Домик их уже ждал. Я распорядился, чтобы к приезду протопили хорошенько, сразу на должность обоих…

— Им понравилось?

— Валерий все восторгался: какие степи, какая ширь.

Вот, говорит, где роман писать. На Государственную премию…

— А Аня?

— Типичная клушка. Что мужу хорошо — ей и подавно.

— А когда, спустя какое время вы были вынуждены уехать из совхоза? — Я специально употребил слово «вынуждены». Пащенко это покоробило.

— Я уехал сам. Как приехал по собственной воле, так и уехал. И не питаю никаких чувств к этой богадельне, возглавляемой мастером высоких обязательств Мурзиным.

Удивительный сидел передо мной человек. Все его эмоции начинались и кончались только тогда, когда речь заходила о вещах, касаемых его. Ни чужая беда, ни трагедия, разыгравшаяся в Крылатом, — ничто его не волновало.

— Когда вы уехали?

— В марте.

— И часто общались с Залесскими?

— Редко. Культурой занимался в совхоза секретарь партбюро. А потом, я ведь вскоре был отозван сюда…

— Вы не замечали ничего необычного в их взаимоотношениях?

— Простая влюблённая парочка. Экзотика. Поэзия.

А потом, естественно, пришла проза жизни. Сильные натуры разрывают оковы — ищут применения своим возможностям. Чем отличается сильный человек от слабого? Сильный создаёт обстоятельства, слабый — подчиняет, себя им.

— По вашему мнению, Аню угнетала окружавшая её обстановка в Крылатом?

— Я не об Ане. Вообще.

— А если о ней?

— По-моему, ей было все равно, где жить, лишь бы с Валерием.

— А он как, не разочаровался?

— Там любой разочаруется.

— Меня интересует Залесскнй.

— Пока я там был, он об этом не заикался. А в дальнейшем — не знаю. Но думаю — скис. Он однажды написал мне оттуда. По тону письма чувствовалось

— не очень ему сладко. И неудивительно. Надо знать Крылатое и Мурзина.

— Я знаю Крылатое и Мурзина, — спокойно сказал я.

Пащенко засмеялся.

— Да, у меня ещё один вопрос к вам, — сказал я, вспомнив почему-то о Шаламове. — Но это посторонний вопрос.