Книга Портрет моего сердца - Мэг Кэбот

— Старина, — презрительно сморщился Питерс, накидывая на широкие плечи хозяина чистую белую рубашку. — Возьми себя в руки. Ты забыл, с кем говоришь?

Дворецкий принял оскорбленный вид.

— Я, безусловно, это помню. Я говорю с семнадцатым герцогом Ролингзом.

— Ничего подобного. Ты разговариваешь с полковником Джереми Ролингзом. А полковник не боится никого и ничего. Что доказывают его многочисленные регалии!

— Питерс, сапоги начищены? — осведомился герцог.

— Черствым сухарем, полковник, — отвечал тот, разворачивая бежевые панталоны. — В точности как вы любите.

— Отлично. — Хотя Джереми удалось справиться с нижним бельем без посторонней помощи, но чтобы натянуть узкие брюки и не упасть, ему пришлось опереться на плечо камердинера. — Эверс, вели подать мой экипаж сразу после отъезда Мэгги. У нас еще имеется та пара серых, которую дядя выиграл у принца Уэльского?

— Да, ваша светлость. Но…

— Превосходно. — Джереми натянул великолепно сшитый красный мундир. Тяжелые золотые эполеты сверкнули, когда Питерс расправил свисающую бахрому. Герцог оглядел себя в зеркале, поправил черные локоны упавшие ему на лоб, и приказал: — Меня повезешь ты, Питерс.

— Конечно, полковник. Думаю, что не забыл, как проехать по Лондону, хотя времени прошло немало.

— Ваша светлость! — воскликнул Эверс. — Вы же нездоровы! Я должен настоятельно просить вашего разрешения послать за врачом. Вам следует нынче вечером остаться дома и отдохнуть! Милорд, вы ужасно выглядите!

— Неужели так плохо? — удивленно спросил Джереми. — Ну, это потому, что Питерс еще не прикрепил мои награды. Подожди и увидишь, засверкаю, словно вдова бриллиантами.

Но Эверс не сдавался:

— К тому же вашей светлости непристойно являться к Олторпам на котильон без приглашения…

— Ты считаешь, граф Олторп пожалеет стакан пунша семнадцатому герцогу Ролингзу? — цинично усмехнулся своему отражению Джереми. — Не думаю. Питерс, можно что-нибудь сделать с этими локонами?

— Конечно, полковник. — Камердинер радостно взмахнул ножницами. — Надо их немножко подровнять. Дайте я накину вам полотенце, чтобы защитить мундир…

— Безумие, — пробормотал Эверс. — Боюсь, ваша светлость, вы не оставляете мне выбора. Ваше пренебрежение своим здоровьем вынуждает меня прийти к выводу, что я обязан известить лорда и леди Эдвард, как только они приедут…

Прежде чем дворецкий успел договорить, герцог круто обернулся, схватил Эверса за лацканы и поднял на шесть дюймов от пола. Онемевший дворецкий посмотрел на пол, над которым покачивался, затем на разъяренное лицо хозяина, который, судя по всему, далеко не так ослабел от болезни, как показалось Эверсу.

— Вот что, приятель, — прошипел Ролингз сквозь зубы. — Если ты хоть слово проронишь им о моей болезни, тебе не миновать неприятностей. Понял, что я сказал?

Эверс замер от страха, более чем когда-либо убежденный, что в дальних восточных странах хозяином завладел дьявол, и едва слышно пролепетал:

— Но, в-ваша светлость, они же… Они непременно заметят это, как только вас увидят.

— Я сам расскажу им, — холодно ответил герцог. — По-своему и в свое время. Мне не нужно, чтобы всякий раз, как я чихну, кто-то бежал с этим к тете и дяде. Ты будешь молчать. Понял?

Эверс от страха лишился дара речи, а камердинер задушевным тоном произнес:

— Не тревожьтесь, полковник. Если он проговорится, я сам о нем позабочусь. Я поступлю, как мы поступали с теми бенгальцами в Джайпуре…

Поясняя свое намерение, он провел рукой по горлу и изобразил предсмертный хрип.

— Не буду… не стану, — выдохнул Эверс. — Ваша светлость, я не скажу ни слова. Клянусь!

Джереми взглянул на него, не сознавая, что на его собственном лице отразилось отчаяние, чего не видел никто из знавших его в годы юности. Герцогу Ролингзу никогда ни в чем не было отказа. Раньше он не знал, что такое лишения.

— Смотри же держи язык за зубами, — проворчал он, ставя дворецкого на пол бережно, почти ласково, если учесть его гнев всего минуту назад.

Эверс прислонился к столбику кровати, чувствуя несказанное облегчение из-за того, что ему не пришлось отведать мощных герцогских кулаков. Сердце у него бешено колотилось, во рту пересохло. Господи, что же ему делать? Он служит сумасшедшему! Никогда и ни с кем из его семьи Ролингзы так не обращались.

А на что он рассчитывал? Видно, правду болтали люди о происхождении последнего герцога, такого поведения и можно было ожидать от сына шлюхи…

— Теперь, — невозмутимо продолжал Джереми, пока слуга начал подстригать ему волосы, — что за неотложные вести требовалось мне сообщить, Эверс?

Боже, он же совсем забыл!

— Я очень сожалею, милорд. Но дело в том, что Звезда Джайпура находится внизу в вестибюле.

— Ничего подобного.

— Простите, ваша светлость, — настаивал Эверс с некоторым возмущением. — Неужели вы думаете, что я стал бы тревожить ваш покой, если бы не был абсолютно уверен…

— Звезда Джайпура находится здесь, в комнате, — заявил Джереми, в растерянности оглядывая наставленные повсюду сундуки. — Питерс, где она?

— Тут, полковник.

Камердинер покопался в одном из сундуков и выпрямился, держа в руках маленький бархатный мешочек.

— Брось его сюда.

Герцог на лету поймал мешочек, вытряхнул содержимое на ладонь и протянул Эверсу руку, в которой лежал синий, как Средиземное море, драгоценный камень размером с детский кулачок.

— Вот она, Звезда Джайпура, в целости и сохранности.

Эверс растерянно уставился на сапфир.

— Но… простите меня, ваша светлость… Если это Звезда Джайпура, тогда кто же та юная индийская леди, которая стоит в холле?

Если ранее он испугался за свою жизнь, то сейчас, глядя на изменившееся лицо герцога, испытал настоящий ужас.

Глава 16

Старшую дочь графа Олторпа вряд ли кто-то мог назвать красивой. Лошадиные зубы, отсутствие подбородка, фигура, которую уже нельзя было счесть только пухленькой, все это складывалось в образ девицы некрасивой, если не сказать безобразной. Но Мэгги ничего подобного говорить не собиралась, ведь ей неслыханно повезло, и именно она получила заказ написать портрет мисс Олторп. Этой чести добивались многие художники. Чести и нескольких сотен фунтов вознаграждения. Однако Олторпы пренебрегли гораздо более известными портретистами, выбрав Мэгги, ибо никому из них не удалось в пробном эскизе отразить единственно красивую черту Корделии Олторп: ее сверкающие, как драгоценные камни, зеленые глаза. Никто этого не заметил, кроме Мэгги, которая, изучая девушку, уже отчаялась найти что-нибудь привлекательное и вдруг обнаружила красоту ее глаз, почти утонувших в складках жира.