Книга Прячься, девочка, он уже здесь… - Василий Гавриленко

— Вам легко говорить, — взвизгнула девочка. — Ваша семья не пропала.

— У меня нет семьи, — сухо сказал Жук. — А вообще, если твоя семья исчезла и в доме полный бардак, это вовсе не означает, что произошло нечто страшное.

Соне от этих слов легче почему-то не стало, однако тон, которым они были произнесены, подействовал на нее успокаивающе.

— Я спокойна, — хрипло проговорила девочка, проглатывая образовавшийся в горле комок.

— Вот и отлично, — пробормотал Жук, прислушиваясь. В доме царила тишина, лишь глухо тикали на стене ходики. — У вас всегда такой свинарник?

Парень кивнул на кучи книг и одежды на полу.

— Да, знаешь, — рассердилась Соня, — мы, по крайней мере, не шляемся по притонам, в отличие от некоторых!

Жук строго посмотрел на нее, и девочка прикусила язык.

— А кто зажигал свет на втором этаже? — подал голос Алекс.

Сердце Сони радостно подпрыгнуло: и, правда, ведь со двора они видели в доме мерцающий свет. Может, это Анжела?

— Пойдемте скорее, — она шагнула к лестнице.

— Стой, — прошипел Жук, перекрывая ей дорогу. — Опять ты торопишься в лапы зла.

— Мы что, до дня святого Нефы будем дрожать здесь?

— Если потребуется, то да, — отрезал сын Руфи.

Они снова замерли, напрягая слух, но ничто, кроме унылого тиканья, не нарушало тишины. Соне казалось, что это тикают не часы, а ее напряженные до предела нервы. Вот она стоит здесь, ничего не предпринимая, находясь в совершенном неведении, а в это время, возможно…

— Соня, не смей, — крикнул Жук, но было поздно, девочка сломя голову кинулась вверх по лестнице. В три больших шага она преодолела пролет и очутилась перед тяжелой дверью.

— Не открывай, — в один голос взмолились Алекс и Жук, спеша следом за ней, но Соня и здесь не послушалась и, ухватившись за бронзовую ручку, рванула на себя. Дверь заскрипела и медленно отворилась. Вслед за ней начиналась темнота.

Соня почувствовала за своей спиной горячее прерывающееся дыхание; оглянувшись, она увидела бледные лица своих спутников.

— Ну ты даешь, — восхищенно шепнул Алекс.

— Не поощряй ее, Тимпов, — нервно улыбнувшись, проговорил Жук. — Холодная голова — вот наше оружие.

— Мама, — тихо позвала Соня, ничего не замечая вокруг себя.

— Я здесь, моя крошка!

Девочка громко вскрикнула, сразу узнав этот хриплый мертвый голос. Раздался щелчок и загорелся свет. Алекс и Жук одновременно отпрянули: в глубине комнаты, слегка склонив зеленоволосую голову, стояла та, встречи с которой Соня боялась, как огненного вихря.

День Истины Руфи

С тех пор, как Орлас начал называть Руфь матерью, прошел ровно год, и она стала с боязнью следить за ходом времени. Ее тревога усилилась, когда на лощину опустилась осень, и домик, притулившийся на лесной опушке, начало заносить красными и желтыми листьями. Деревья вскоре затрещали от заморозков, а в еще чистом небе прощались с родными местами печальные птичьи стаи.

Что беспокоило Руфь? Она и сама твердо не знала этого, лишь некие ощущения, похожие на призрачные тени, витали в ее сознании. Однако и этого было довольно, чтобы Воительница не находила себе места и часто покидала дом, бродя по лощине в облике белой волчицы. Орлас умолял взять его с собой, но Руфь была непреклонна: ей нужно было разобраться со своими мыслями и ощущениями, и отвлекаться на мальчика она не могла. Тем более что первая и последняя их совместная «охота» едва не закончилась бедой.

Блуждая по засыпающему лесу, Руфь несколько раз сталкивалась с волколаками, но не вступала в битву, обходя их стороной, и удивлялась тому, что всякий раз, когда перед ее глазами появлялось заросшее шерстью чудовище, она испытывала страх, что совсем не пристало Воительнице.

Что со мной происходит? Неужели я уже проиграла? Руфь пыталась разозлить себя, воскрешала в памяти образы Керка, Лия и Тельмы, и это помогало. Она вновь загоралась яростью к Мисошу, и с нетерпением ждала Дня Своей Истины. Но время шло, небо было таким же чистым, воздух свежим, и в окружении природы не верилось, что где-то поблизости скрывается зло. Отчаяние начинало овладевать Руфью: быть может, День Истины — это сказка, самообман? Как можно одолеть Мисоша, если нет возможности даже увидеть его!

— Мама, что с тобой? — спросил Орлас, с удивлением наблюдая за мечущейся из угла в угол Руфью.

— А? — встрепенулась женщина и, обессилев, прилегла на кровать. — Ничего…

Я сойду с ума. Где ты, мерзкая, трусливая тварь? Сколько ты будешь прятаться от меня? О, почему это груз лежит на мне?

И тут она почувствовала, что что-то произошло, словно вспышка промелькнула у нее перед глазами, оставив стойкое убеждение — да, этослучится сегодня или никогда. Орлас сразу увидел, как просветлело ее лицо.

— Что случилось? — спросил он, улыбаясь.

Но Руфь вновь помрачнела, так как происходящее не сулило ничего хорошего, скорее, наоборот. Мальчик остается один, неизвестно что будет с ним в случае… Впрочем, нет смысла об этом думать — от судьбы не спрятаться за глухой стеной слов. Она — Воительница, у нее есть Предназначение, свой путь она выбрала сама… Но все-таки — как больно!

— Уходи отсюда, — тихо сказала Руфь, сердце ее обливалось кровью.

— Что? — удивленно спросил Орлас, глаза его расширились, заняв едва ли не пол-лица.

— Убирайся, я тебе говорю! — крикнула женщина, распахнув дверь. — Ты мне не нужен.

Бледный, как полотно, Орлас поднялся:

— Что ты такое говоришь, мама?

— Я тебе не мама, — сердце Руфи разрывалось на куски. — Уходи! Возьми вот эти вещи и уходи.

— Ты правда этого хочешь? — голос Орласа задрожал.

— Да! Да… хочу.

Мальчик, сгорбившись, пошел к двери, не обращая внимания на мешок с вещами, который Руфь протягивала ему. Она схватила его за руку, Орлас повернул голову, и женщину обожгла боль, бьющая из детских глаз.

— Возьми это, — Руфь повесила мешок на спину мальчика. — Иди по тропке, начинающейся от большого дуба, никуда не сворачивай. Там, за перелеском, поселок рыбаков, тебя приютят.

— Кому я нужен? — проговорил Орлас, как ножом, разрезая сердце женщины. Она знала — это правда, мальчишка нужен диким рыбакам меньше, чем собаке пятая нога, возможно, это они и оставили его умирать в лесу прошлой осенью. Но другого выхода у нее не было.

— Уходи и не возвращайся, — приказала Руфь, вынося окончательный приговор своему недолгому счастью. — Не вздумай вернуться!

Орлас вышел. Хлопнула дверь. Руфь осталась стоять посреди комнаты, безжизненно глядя в одну точку. Наконец, слегка шатаясь, она подошла к кровати и прилегла. Ее бил озноб. Никогда, за всю свою немалую жизнь, Руфь не чувствовала себя так плохо, даже в тот памятный день, когда, под покровом метели, в дверь ее дома постучалось зло.