Книга Европа в Средние века. Быт, религия, культура - Марджори Роулинг

Рис. 44. Аббаты представляют свои монастыри Деве Марии

Мы вовсе не хотим сказать, что феодальные бароны не критиковали церковь. Вильгельм Завоеватель имел обыкновение посылать подарки и деньги в Вердунское аббатство, чей настоятель был другом его отца, но перестал делать это, услышав, что дисциплина в монастыре ослабла. Миряне считали монастыри одним из условий сохранения остального общества; благодаря посредничеству монастырей можно было обеспечить бессмертие души «спонсоров» и их родственников. Монастыри, где уже отсутствовала привычная дисциплина, не могли выполнять эту обязанность. Однако все же основной поток критики в адрес монастырей типа Клюни был связан не с проблемой дисциплины. Скорее всех волновало другое: отсутствие истинного рвения в отношении службы и чрезмерное украшательство церквей. Именно эти причины спровоцировали появление пуританского направления, участники которого ставили своей целью возвращение к простоте и аскетизму правления Бенедикта. Рупором этих идей стал Стивен Хардинг. Он был английским монахом, который пришел в один из монастырей Бургундии. Тамошний аббат активно стремился вернуться к простой и духовно чистой жизни первых бенедиктинцев. Хардинг поддерживал его, и, когда англичанин стал вторым аббатом в Сито, он в 1117 году разработал так называемую Хартию любви. Она, в свою очередь, дала начало весьма эффективной организации, которая стала известна как орден цистерцианцев.

Однако этот новый орден начал бурно развиваться только при святом Бернаре Клервоском. К середине XII века в общинах цистерцианцев насчитывалось почти 350 человек. Из следующего отрывка, в котором святой Бернар критикует излишнюю пышность монастыря Клюни, можно лучше представить себе суть идеи пуританизма:

«Что за цель всего этого?.. Церковные стены разукрашены, но в них нет места бедным… любопытствующие могут найти там для себя развлечение, но несчастные и увечные не найдут утешения. Какое отношение вся эта пышность имеет к монахам? Как быть тем, кто довольствуется нищетой, но стремится к духовной чистоте? Если говорить о невероятной высоте церквей, их нескромной длине, их неохватной ширине, дорогому мрамору и странному убранству, которые мешают вере, то они напоминают обряды иудеев. Говорят, что они выполняются во славу Господа. Но, как монах, я вопрошаю: «Скажи мне, наставник в бедности, что делает золото в святом месте?»… И вправду, вся эта суетность появляется везде, где больше времени тратится на восхищение преходящими, чем на размышления о любви к Господу. Перед Богом говорю: если они не краснеют от своей вины, то почему хотя бы не страшатся таких расходов?»

Святой Бернар и сам жил по этим суровым стандартам. Его келья была такой низкой, что он не мог в ней стоять в полный рост, а его аскетизм всерьез подорвал его здоровье. После его смерти орден цистерцианцев пришел в упадок, во многом из-за того, что стал необыкновенно богатым. Сито стоял на пересечении торговых путей через Бреннер в Италию, и активная торговля отрицательно сказалась на духовной жизни монастыря. Его доходы росли, а молитвы становились все короче, и строгости монастырской жизни сошли на нет. Монастырь построил собственный флот для торговли на реках и на море, но вот о помощи бедным никто больше не вспоминал. Поэт того времени так описывает деятельность цистерцианцев в эпоху упадка ордена:

Они покупают дома и церкви,

Обман – это их удел,

Торговля, нажива – вот все, что теперь

Их жизнь, и подчас

Евреям дают они деньги в долг,

Чтоб только доход не иссяк.

Еще один реформаторский орден был основан в 1084 году – это был орден святого Бруно в Савойе. В монастырском комплексе в Шартре у каждого монаха был свой маленький домик, где он работал, готовил себе пищу, питался, молился, изучал науки и спал в одиночестве. Эти домики стояли вокруг внутреннего дворика и снаружи были обнесены стеной. За исключением совместной мессы и встреч в столовой, где они собирались по воскресеньям и праздничным дням, монахи вели затворнический образ жизни и строго соблюдали обет молчания.

Пробыв 25 лет монахом-картезианцем, святой Бруно так писал другу своей юности:

«Я веду жизнь отшельника, вдали от мирской суеты, на границе Калабрии, со своими братьями по вере, многие из которых – весьма ученые люди… Никакие слова не могут описать этого места – спокойствие и прозрачность воздуха… горы, полого возвышающиеся над тенистыми долинами с их многочисленными речками, источниками и ручьями, обильно политыми садами и плодоносными деревьями. Но стоит ли мне тратить время на описание этих красот? Наслаждение ума и духа человеческого гораздо полезнее всех этих красот, потому что они даны нам Богом и посвящены Богу… Только те, кто знаком с тишиной и уединением жизни затворника, знают, какую радость эта жизнь приносит обитателям сего святого места».

Картезианский орден никогда не пользовался большой популярностью. Его правила были слишком строгими, а дисциплина – жесткой. Последователи этого ордена столь ревностно придерживались его правил, что со всем основанием можно сказать: «Он никогда не был реформирован, потому что никогда не был деформирован».

В XII веке университеты заняли место монастырей в качестве лидеров интеллектуальной жизни. Абеляр, будучи сам монахом, сокрушался по поводу растущей светскости монастырей:

«Мы, которые должны жить трудом рук своих (что, по словам святого Бенедикта, единственное, что воистину делает нас монахами) и не предаваться праздности, этому главному врагу души, теперь стремимся жить за счет труда других людей и таким образом все больше ввязываемся в мирские дела – и, пытаясь под действием земной жадности быть в своем монастыре богаче, чем были в миру, мы подпадаем под власть светских привилегий, а не Господа… Мы берем от сильных мира сего подношения в виде денег, зданий, аренды и крепостных… и чтобы защитить эту свою собственность, вынуждены появляться во внешних судах перед мирскими судьями».

Владение собственностью не только втягивало монахов в мирские дела, но и привлекало в монастыри идущих по истинному призванию, ищущих убежища и защиты, а также безземельных младших сыновей из дворянских семей, чьи отцы имели достаточно денег и влияния, чтобы купить им еще и сан аббата. Однако критика в адрес монастырей раздавалась не только из уст духовных лиц типа Абеляра, но и со стороны городов, чья растущая торговля дала толчок к возникновению нового общества. В 1058 году в Милане и других итальянских городах родилось новое реформаторское движение. Ткачи, торговцы и горожане взбунтовались против растущей «светскости» епископов и приземленности дворянства. Пятьдесят лет спустя текстильщики выступили с критикой лидеров церкви и государства и провозгласили таинства, совершаемые священниками, которые торговали церковными должностями, или женатыми священниками, не имеющими законной силы.

Во многих случаях эта критика вела к появлению еретических течений. Выдвигалось требование о том, что церковь должна вернуться к нищете первых христиан и отказаться от земного богатства и земной власти. Когда в 1143 году римская коммуна восстала против папы римского, Арнольд Брешианский, который был одним из лидеров реформистского движения, присоединился к восставшим. Однако при помощи императора Фридриха I папство подавило революцию и Арнольд был казнен как еретик.