Книга Парфянин. Испытание смертью - Питер Дарман

– Воины Рима! Даю вам возможность сложить оружие и спасти свои жизни!

Римские старшие командиры и центурионы перестали кричать и посмотрели на меня.

– Вам известно, кто я такой, вы, римское отребье? Я – принц Пакор, которого вы называете «Парфянин». Еще раз требую, чтоб вы сложили оружие и пали передо мною ниц! Только тогда вы сохраните свои жизни!

В этот момент один из центурионов выступил из рядов, явно намереваясь метнуть в меня свой пилум. Он умер еще до того, как древко дротика покинуло его ладонь – в грудь ему вонзилась стрела.

Я рассмеялся.

– Вы слышали меня, римляне?! Я ведь на вашем языке к вам обращаюсь, на языке ваших сточных канав! Смотрите сами, на что мы способны!

Я опустил обе руки, и мои лучники тут же перестреляли всех их командиров.

– Если уж регулярные римские войска не могли меня победить, какие мизерные шансы имеются у жалкого и плохо подготовленного гарнизона?! Даю вам последний шанс. Бросайте оружие и сдавайтесь на милость победителя. Будете сопротивляться, все умрете. Лучники, к бою!

Все мои воины, как один человек, подняли луки и прицелились, готовые стрелять. И тут один римский легионер, стоявший на крайнем фланге, отшвырнул щит и бросился бежать с площади. За ним тут же последовал еще один, стоявший рядом. Центурион успел срубить мечом третьего, пытавшегося последовать за ними, но тут же сам оказался убит одним из моих воинов. И тогда весь боевой порядок римлян распался, превратился в неорганизованную толпу перепуганных людей, старающихся спасти свои шкуры. Некоторые попытались метнуть в нас свои дротики, но туча стрел свалила их вместе с теми, кто пытался убежать. Все закончилось менее чем через минуту. Вскоре на плитах форума уже валялась куча вражеских щитов, шлемов и копий.

Ко мне подъехала Галлия:

– Кажется, ты теперь можешь побеждать римлян одним только словом.

– Они и сами понимали, что не выстоят. Иногда страх оказывается смертельнее самого острого меча.

– Ты что, уже и сам поверил в ходящие о тебе легенды?

Я бросил на нее взгляд:

– Что ты имеешь в виду?

– Да весь этот вздор насчет «Парфянина» и прочее в том же роде. Гордость часто ведет к падению.

Я улыбнулся ей.

– Уж ты-то лучше всех должна знать, любовь моя, что парфяне никогда не падают из седла.

Мы не понесли никаких потерь. Но дым уже курился вокруг форума, серые клубы, от которых першило в горле, так что все кашляли. Из храма неслись все те же горькие стенания и плач, достигшие жуткого крещендо. Ко мне подъехал один из воинов:

– Хочешь, господин, мы подожжем храм?

– Нет. Не следует сердить их богов. Кроме того, пожар, вероятно, сам сюда доберется.

Магазины и лавки вокруг форума уже начали загораться, я чувствовал, как вокруг нас становилось все жарче. Мы поехали назад по главной улице и покинули город тем же путем, каким в него ворвались. А позади пожар поглощал город Арреций.

Не знаю, выжили те люди, что скрывались в храме, или нет, но мне хотелось думать, что они уцелели.

– Ты глупо тогда поступил, Пакор, – заявил мне Спартак, когда мы вернулись. Он сидел вместе с Клавдией на мягких подушках на полу своего шатра, покрытом большим красным ковром.

Прошел месяц с того дня, когда я совершил рейд на Арреций. Войско уже успело пройти всю провинцию Лаций и теперь оказалось в Кампании. Моя конница совершенно безнаказанно совершала набеги на окрестности, далеко отрываясь от основных сил – никто даже не пытался нас остановить.

– Оставь его, Спартак! – улыбнулась мне Клавдия.

– Нет никакой чести в том, чтобы убивать мирных граждан, мой господин! – заявил я, беря с блюда на столе еще одно ребрышко.

– Ты слышишь, Спартак? – вмешался Акмон. – Он опять говорит о чести!

Спартак отпил вина из чаши.

– Ты отличный воин, Пакор, и отличный командир конницы, – я подмигнул сидевшей рядом Галлии, а она закатила глаза. – Но все эти слова о чести приведут тебя к гибели, если не будешь осторожен. У римлян нет чести, запомни это!

– Человек без чести это человек без души, – задумчиво произнес Гафарн.

– Ты что, поэт? Или просто пьян? – спросил Спартак.

Гафарн посмотрел на него, потом на меня:

– Нет, господин. Эти слова царь Вараз часто повторял своему сыну. Ведь так, принц?

– Именно так, Гафарн, – гордо подтвердил я.

Спартак взял кувшин с вином и наполнил мою чашу.

– Ты пропащий человек, мой друг.

Полог шатра откинулся, внутрь вошел часовой и отдал Спартаку честь:

– В лагерь прибыл гонец, господин. Римлянин.

Спартак встал, мы тоже.

– Римлянин? Он что, с ума сошел? Или хочет погибнуть?

– Он говорит, что привез письмо, господин.

– Мне? – Спартак развел руками. – Может, римляне желают сдаться?

Мы все рассмеялись.

– Нет, господин, – сказал часовой. – Письмо принцу Пакору.

Все уставились на меня. Я был поражен.

– Это, видимо, ошибка, – сказал я. – Кому я известен? Меня только в нашем войске знают…

– Действительно, кому? – сказал Спартак. И ткнул пальцем в часового. – Принеси письмо.

– А как быть с римлянином?

– Убей его, – сказал Акмон, вгрызаясь зубами в ребрышко. Ребрышко не желало сдаваться.

– Нет, – сказал Спартак. – Выпусти его, пусть убирается. Но проследи, чтобы он здесь не задерживался. Несомненно, он еще и шпион ко всему прочему.

– Тем больше оснований его убить, – проворчал Акмон.

– Он говорит, что сначала должен получить ответ.

– Всех тебе все равно не перебить, – сказал я.

– Это почему же? – буркнул Акмон.

Часовой принес письмо и протянул его мне. Это оказался свиток, запечатанный восковой печатью. Клавдия и Галлия уселись обратно на подушки. Я передал письмо Спартаку:

– Прочти его, господин.

– Я? Но оно же тебе адресовано!

– У меня такое ощущение, что оно и тебя касается.

Я сел рядом с Галлией, а Спартак сломал печать, упал на подушки рядом с женой и начал читать вслух:

Принцу Пакору, сыну Вараза, царя Хатры,

Приветствие от Марка Лициния Красса[3].