Книга Суета Дулуоза. Авантюрное образование 1935 - 1946 - Джек Керуак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Короткая глава.
Никакая подростковая писанина того времени, что я держал в своих дневниках, ныне нам не пригодится.
Вот вон бурун омывает бушприт, «Ночь такая, что ни человеку, ни псу», да еще какому псу, О Бёрнз, О Харди, О Хокинз, взбредет в голову выйти в море, разве что за косточкой, на которой осталось мясцо?
В нашем случае это означало пять сотен долларов, если вернемся живы и здоровы, а это была куча денег в девятьсот сорок втор-омм.
В сумерках все кубрики обходил босой палубный матрос-индеец, удостовериться, что иллюминаторы закрыты и задраены.
У него на поясе висел кинжал.
Два кока-негра в полночь как-то поссорились на камбузе из-за азартных игр, я этого не видел, а они там махали огромными мясницкими ножами друг на друга.
Маленький вождь моро, ставший третьим коком, с маленькой шейкой, завертлюжил и съежился, обернувшись поглядеть.
У него из всех на поясе висел самый агромадный ножище, первостатейный мачете Свами со старо-доброго Минданау.
Пекаря-кондитера рекламировали как патикуса и утверждали, что он выхватил с пояса пистолет прямо в эту свару на радость всем нам.
В бельевом хозяйстве кастеляна ветеран Испанской гражданской войны, член левокрылой антифашистской Бригады Эйбрэхэма Линколна пытался сделать из меня коммуниста.
Главному кастеляну я был нужен так же, как клоку пены морской потребен он, или я, или кто угодно.
Капитана, Кендрика, видели крайне редко, ибо он был так высоко на мостике, а судно-то немаленькое.
Главным коком у меня на камбузе оказался Былая Доблесть.
В нем было 6 футов 6 дюймов и 300 фунтов негритянской доблести.
Он говорил: «Все тут накалывают». Это он, бывало, молился в сумерках на палубе полуюта… настоящей молитвой.
Я ему нравился.
Бздун Фрэнки Фей спал со мной рядом в кубрике и все время бздел. Еще один юный пацан из Чарлстона, Масс., кучерявый, пытался надо мной насмехаться, птушто я все время читал книжки. Третий парень у нас в кубрике ничего не говорил, был высокий конченый торчок, по-моему.
Вот так судно.
Довольно быстро закончилось пойло, и подлинные пьяницы пошли в судовую цирюльню стричься, хотя на самом деле им хотелось по пузырьку лавровишневого лосьона после бритья.
Сраные умники с камбуза отправили меня в машинное отделение попросить у стармеха «разводной ключ под левую руку». Дед орал на меня, перекрикивая грохот поршней, вращавших вал заднего винта: «Таких не бывает, остолоп!»
Затем мне устроили особый ужин в мою честь и накормили меня утиной жопкой с ямсом, картошкой и аспарагусем. Я съел и объявил, что очень вкусно.
Они сказали, что я, может, и футболист-выпендрежник, и в колледже обучался, а вот не знаю, что разводных ключей под левую руку не бывает или что утиная жопка есть утиная жопка. Вот и славно, мне и то и другое пригодится.
Пекарь-кондитер остался мной доволен и дал мне коричневую кожаную куртку, которая мне на запястья рукавами свисала. Он был проповедником с полуюта.
У себя в дневнике я наблюдал айсберги; дневник, вообще-то, очень неплох, и я должен это здесь записать; вроде: «Между прочим, одно из двух новых конвойных судов, небольшой сухогруз, переоборудованный в нечто вроде морского охотника и рейдера, несет героическую легенду. Он топил все подлодки, которые отыскивал в здешних холодных водах. Доблестная сучка, а не судно: волны вспарывает прытко и несет на себе самолет-торпедоносец, а также запас глубинных бомб и зарядов». И вот старый ариец жалуется (не успели мы дойти до тех айсбергов): «Туман, за кормой проглядывает „Чэтем“, мычит скорбящей коровой…»
Айсберги – обширные горы льда, что плавают по всей Северной Атлантике и показываются где-то на одну десятую своего массива, который, прячась под волнами, может пробить корпус судна быстрей, чем тебя прикончит какой-нибудь черноглазый спартанец, в спартанской провокации, только этот самый айсберг тут весь белый, льдистый, холодный, ему плевать, и он больше пяти Управлений полиции и пожарной охраны Западного Сент-Луиса. О Бадвайзер, плати дань и примечай.
И видно их за милю, белые кубы льда, а волны бьются об их бушприты, как в кино про Динозавров в замедленной съемке. Плюх, медленно, гигантское зрелище громадных вод у самого утеса, льда в данном случае (не Керна), которые делают ПЛЯМ. Тебе известно, как корнский кельтский язык называется? Кернуак.
Так что есть Керуак? «Керн» – это гурий, а «уак» – язык чего-то; стало быть, Кер, дом, уак, язык его, ЭТО ЯЗЫК ДОМА, ТОЛКУЮЩЕГО С ТОБОЙ ЧИСТЫМ ГОВОРОМ МОРЯКА.
Никто на этом моем судне не столкнется с айсбергом, хоть на твою жизнь спорь, хоть Кэпа Кендрика, а кроме того, у нас на ужин свиные отбивные.
Ты каданьть видала глаза капитана в рулевой рубке? Кто-либо склонялся над картами столько, сколько этот первый помощник? Этот второй помощник, у него были голубые глаза? И третий, острые? Ни одно судно размерами с «Дорчестер» не может столкнуться с бедствием, если не столкнется с гением.
Гений, фон Дёниц, прятался под волнами Пролива Красивого Острова, а мы искали признаков пены или перископовой торчбы, так точно, да еще как. Хучь Гитлер советовал своему военно-морскому гитлерюгенду быть мудрыми и спортивными, лучше моряков и не видали, чем в Морской Службе Соединенных Штатов. Не, никакому Дёницу не скрыться от прицела канадца.
У обычного настоящего канадца голубые глаза и глаз на море, да и на бухточку, настоящий пират, скажи это Верховному Главнокомандованию любого Флота. Он облизывает губы, предвкушая какой ни возьми слом в волне, будь то футбольный мяч, какашка, дохлая чайка, дрейфующий счастливый альбатрос (если достаточно близко к Полюсам), или же волнушка, или морской воробей, или, вообще-то, скопа, эта птица ка-ка, а не дуй-дуй, та, что плещет в волнах и речет тебе и мне: «Ужо вы сами под парусами, а я по водам сама поплещу». Ладно. Всегда отыскивается возле суши.
Что у нас тут за суша? Ирландское море? Ты его моришь?
И вот я жарю бекон на тысячу ртов, то есть две тысячи ленточек бекона, на обширной черной плите, а Доблесть и другие помкоков делают болтунью из яиц. На мне спасжилет, О Болдуиновы яблоки. Снаружи слышу «Бум бум». На Доблести тоже спасательный жилет. Бум бум. Бекон шкварчит. Доблесть смотрит на меня и говорит: «Они там накалывают».
«Ну».
«Дожарь этот бекон до хруста и свали в бачок, мальчик».
«Ессьсэр, – грю я, – начальник». Это птушта он мой начальник, и вот поди ж ты. «Что там такое, Доблесть?»
«Там пачка канадских сторожевиков и американский эсминец закладывают глубинные заряды против атаки германской подлодки».
