Книга Принцесса крови - Дмитрий Агалаков

Коннетабль Карл д, Альбре, изрешеченный английскими стрелами, перелетел через убитого коня и всей массой угодил на острые колья английского палисада. Он был только одним из многих, кто в этот день, не успев нанести ни одного удара по противнику, замертво упал в топкую грязь на поле под замком Азенкур.

…Ряды конных французских рыцарей, прорвавшихся за палисад, редели. Но тем отчаяннее дрались французы. Из трех рыцарей, набросившихся на Карла Орлеанского, он выделил одного, грузного — в шлеме с остроконечным забралом, выдававшимся вперед, точно клюв птицы. Плащ англичанина был сорван, и Карл мог разглядеть чеканный герб на кирасе — это был герб Йорков, первых герцогов Англии. Англичанин был вооружен длинным мечом, которым он, даже не закрывая себя щитом, пытался поразить врага. Карл Орлеанский едва успевал обороняться: мечом — отражать удары Йорка, и щитом — удары двух наседавших на него рыцарей. Было понятно, они прикрывали своего сюзерена, пытались всячески обезопасить его. Йорк не сопротивлялся их опеке. И обижаться на него было трудно: шел не турнир, а бойня, за благородством и учтивостью тут никто не гнался — только за победой! Карл Орлеанский понимал, что так долго продолжать не сможет, один из них изловчится и ранит его — и тогда он разом окажется легкой добычей.

— Будь мы один на один, Йорк, я бы распотрошил тебя! — выкрикнул герцог. — Втоптал бы в грязь!

— Кто ты? — нанося удар за ударом, мечом по мечу, выкрикнул англичанин.

— Карл Орлеанский! Герцог и принц!

— Убейте его! — что было силы выкрикнул массивный Йорк. — Чем будет меньше претендентов на престол французов, тем лучше!

Двое английских рыцарей, крутившихся на конях, пытались как можно ближе подобраться к Карлу Орлеанскому. Они стремились прорвать его оборону и нанести решающий удар. Но слишком увлекшись охотой на принца, англичане не заметили, как один из французских рыцарей, сражавшихся плечом к плечу с Буа-Бурдоном, сразил единственного на эту минуту противника булавой и увидел, в каком положении герцог Орлеанский. Пришпорив коня, француз рванул на помощь к нему со всей прытью. Но этот маневр не укрылся от Йорка.

— Осторожно, Ричард, сзади! — вытянув руку с мечом вперед, громко предостерег своего рыцаря герцог Йорк.

Англичанин развернулся к противнику в ту самую минуту, когда тот оказался рядом с ним и со всего маха ударил булавой по его шлему. Островитянин, от забрала которого ничего не осталось, рухнул в грязь. В эту же самую минуту меч Карла Орлеанского лизнул руку герцога Йорка, в которой тот держал свой меч. Удар был не сильным, хоть он и рассек наручи, ранение — незначительным, ведь он едва дотянулся до противника, но этого было достаточно, чтобы Йорк замешкался. В эти мгновения он был уязвим — его щит открывал широкую грудь, плечи и голову. Решив забыть о третьем рыцаре, понадеявшись, что его спаситель возьмет англичанина на себя, Карл Орлеанский весь обратился к Йорку, которого он так неожиданно застал врасплох. И следующим ударом, уже четким и рассчитанным, тяжелым, ударил его по забралу. Йорка качнуло назад, он прикрылся щитом, но следующий удар Карла Орлеанского пришелся ему по пояснице. Йорк отвел руку со щитом назад, и тогда, рискуя быть убитым сзади, Карл Орлеанский весь потянулся к нему. Он вонзил меч в одно из самых незащищенных у любого рыцаря мест — туда, где под мышкой кончалась кираса и, оставляя узкое пространство, прикрытое лишь кольчугой, начинался широкий наплечник. Карл Орлеанский услышал, как широкое лезвие его меча, рассекая кольчугу и ломая ребра, с хрустом вошло в грудь герцога Йорка. Тот поплыл назад и опрокинулся на тела убитых солдат.

— Смерть англичанам! — вырвалось у Карла Орлеанского, потянувшего за узду. — Смерть англичанам!! — Его собственный крик показался ему самому криком обезумевшего от жажды крови и смерти человека. Закричи он так не на поле боя, а в другом месте, не поверил бы, что это его голос!

Конь молодого герцога встал на дыбы и тем самым спас хозяина. Третий англичанин, ранив его спасителя, уже мчался к нему, желая отомстить за герцога. Колющий удар его меча, открытый, стремительный, который должен был рассечь броню герцога, пришелся на брюхо его боевого коня. Смертельно раненное животное жалобно заржало, колыхнулось всем телом, повалилось на бок и грохнулось на трупы вместе с седоком. Англичанин хотел было тут же добить врага, нога которого оказалась придавленной бронированной конской тушей, рассечь ему голову, но рыцарь-спаситель из свиты де Буа-Бурдона, хоть и получив ранение в бок, ударом того же молота расшиб голову склонившегося над Карлом Орлеанским англичанина.

Вся эта катавасия, круговорот смерти, вынужденного вероломства, доблести, ловкости, ярости, происходила в течение полутора минут, не более. Француз ухватился за узду убитого под герцогом страдающего коня, тянувшего голову вверх, и немного оттащил животное в сторону. Этого хватило Карлу Орлеанскому, чтобы освободиться и приготовиться к битве. А его спаситель уже направлял коня к их командиру — Луи де Буа-Бурдону, вокруг которого рыцарей становилось все меньше.

— Гори в аду, Оксфорд! — услышал Карл Орлеанский выкрик кавалера де Буа-Бурдона, когда его меч, зажатый в богатырской руке, ударил противника в упор. Меч командира левого фланга, — еще полчаса назад многолюдного, устрашающего и мощного, от которого теперь мало что осталось, — пробил не только кирасу — он пронзил противника насквозь; окровавленный наконечник французского меча вышел из спины сраженного графа Оксфорда. И стоило Луи де Буа-Бурдону рывком, не без усилий, вытащить свой меч, как граф Оксфорд рухнул с коня.

Больше наблюдать за подвигами кавалера де Буа-Бурдона у Карла Орлеанского времени не было…

Все что он успел, это подняться, крепко встать на ноги и, выставив руку с мечом вперед, угрожать стальным жалом противнику. Его окружали четверо лучников и два ратника с копьями. Стоило французам ворваться за палисад, огромные луки стали неповоротливы и превратились в обузу. Нужно было отбивать удары. Лучники вооружились боевыми топорами с длинными рукоятями. Копейщики тоже хорошо знали свое дело в ближнем бою. Они, как правило, оставляли свои щиты, крепко сжимая обеими руками древка копий, длинные и широкие стальные наконечники которых были у основания снабжены острыми крючьями и всевозможными шипами на все случаи жизни. Так врага не проткнешь, зато зацепишь, стащишь с коня.

— Бросай меч, француз! — выкрикнул один из копейщиков. — Сдавайся!

Конец его копья был обагрен кровью. Французской кровью. За спиной, слева и справа, впереди — везде шел бой. Везде звенели клинки. Взрывались проклятиями голоса бьющихся не на жизнь, а на смерть людей. Резали слух крики раненых. Карл Орлеанский едва справлялся с яростью, которая обуревала его.

— Подходи ближе! — в ответ английскому ратнику выкрикнул молодой герцог. — Я выпущу тебе кишки! Подлая английская тварь!

Англичане не торопились — они все теснее окружали его.

— Это я одену тебя на копье, как кусок мяса! — подбадривал себя все тот же наступающий на него копейщик. — Тебя ждет ад, проклятый француз!

Как правило, сходившиеся в битве воины, несмотря на то, простой он воин, капитан или благородный принц, всегда подогревали себя проклятиями, направленными в сторону врага. Это был ритуал — часть воинской эпопеи, в которой кто-то должен был погибнуть.