Книга Один момент, одно утро - Сара Райнер

Кажется в некотором роде несправедливым, что расплачиваться за такой компромисс должен отец, особенно учитывая, что это мать всегда держала свои чувства в себе. Хотя, опять же, отец, наверное, тоже сдерживался, чтобы сохранить брак. Тем не менее не раз в последнее время Лу хотелось, чтобы они поменялись местами, чтобы заболела мать, а не он, но она сразу в ужасе прогоняла эти мысли.

– Вы, кажется, не очень ладите, – продолжает отец.

Лу кивает.

– Я знаю.

Он делает глубокий вздох и тянется к дочери свободной рукой. Она кладет руку в его ладонь. Его рука холоднее, чем обычно.

– Ты, может быть, так не думаешь, но она, знаешь, тебя любит.

И снова Лу удивляется. Она никогда не считала, что мать ее любит по-настоящему, но не думала, что отец догадывается о ее чувствах.

– Хотя, в тебе много такого, чего она никогда не поймет.

«Ты мне будешь говорить», – думает Лу. Но ничего не отвечает.

– Ты понимаешь, о чем я. – Он смотрит ей в глаза. Его глаза красные, слезятся, но за болезнью видно понимание. И она тут же осознает, что он знает. Как давно ему известно? Ей двадцать три года, и она не скрывает от друзей своей ориентации, но никогда не говорила об этом отцу. Не хотелось заставлять его лгать своей жене. Лу уверена, что ее мать не вынесла бы этого. Мать не могла прочитать даже эротическую главу в романе, который дала ей почитать младшая дочь, Джорджия, – этот отрывок привел ее в такую ярость, что она больше не брала книгу в руки. Ей всегда неловко говорить о сексе.

– Я только хотел сказать тебе, что лучше ей не говорить. – Его глаза просительно смотрят на Лу. – Я понимаю, тебе трудно, действительно понимаю. Но ее это убьет.

Лу кивает. Ее бросает в жар, переполняют эмоции – злость, печаль, облегчение оттого, что отец знает правду.

– Но я хочу, чтобы ты знала, что я знаю, и, что бы ты ни решила, меня это устроит.

Лу сглатывает.

– Я не могу притворяться, что понимаю тебя, мне это чуждо, но, честно говоря, чем ты занимаешься у себя в спальне – только твое личное дело. Для меня главное, чтобы моя Лулу была счастлива.

– О, папа! – Лу плачет. – Спасибо.

– Не плачь. – Он похлопывает ее по руке. – Все будет хорошо.

– Правда?

– Да, – улыбается он. – Когда-нибудь, я уверен, каждый встретит своего человека.

Лу улыбается отцу. Конечно, она плачет не от перспективы остаться в одиночестве, а от того, что скоро отец покинет ее.

– Вот и все, что я хотел сказать, – говорит он, жестом отпуская ее. – Я устал. Хочу поспать. – Он закрывает глаза.

Она встает и тихо выходит из комнаты.

Через двадцать четыре часа ее отец умер.

14 ч. 05 мин.

– Боже, похоронный распорядитель – дама, – говорит Филлис, взглянув на вывеску над окном:

ДИРЕКТОР ПОХОРОННОГО БЮРО

БАРБАРА РИД И СЫНОВЬЯ

– Да, – говорит Карен. – Честно говоря, это бюро просто ближайшее, но я несколько раз здесь проезжала и подумала, что оно выглядит вполне нормально. Всегда гадала, что за этими шторами, но никогда не думала, что узнаю.

На витрине перед аккуратным занавесом виден странный ассортимент. Центральное место занимает большой крапчатый серый мраморный крест, мрачный, безобразный. По обе стороны от него два венка соответствующего вида – Карен заметила, что их регулярно меняют, и на этой неделе из гигантских ваз в виде урн торчат лилии, плющ и пальмовые ветви. Карен обратилась в это похоронное бюро не из-за этих предметов, а потому что по витрине разбросаны ракушки всевозможных форм и размеров, отполированные морем камешки и гигантская морская звезда. И последнее, но не по важности, – с обеих сторон от ваз – симметрия явно играла роль – две миниатюрные репродукции: слева Брайтонский павильон во всей своей безумной барóчной красе, а справа Брайтонский мол с ярмарочными аттракционами и сияющими огнями. Общий эффект получился в высшей степени странный, но, слава Богу, не мрачный.

– О-о-о, мы идем сюда? – спрашивает Люк. Он и Молли много раз стояли здесь, прижавшись носом к стеклу.

– Да, – говорит Карен и толкает входную дверь.

Звенит колокольчик, и они оказываются в мире пастельно-розового английского ситца и полированного красного дерева – кич явно не ограничился фасадом здания.

На каждом столе похожая на салфетку скатерка, на каждом стуле – кружевная подстилка. Даже абажуры отделаны рюшами, как викторианские женские панталоны.

– А, миссис Финнеган.

К ним выходит женщина в блузке абрикосового цвета и узкой черной прямой юбке. Она загорелая, полная, а ее волосы выкрашены в слишком яркий для ее возраста красноватый цвет, так что в целом она напоминает отчасти тыкву, отчасти помидор, но нельзя сказать, что это совсем непривлекательно – ее лицо приветливо, улыбчиво, и Карен благодарна тому, что она не отвратительна.

– Да, – говорит Карен.

– Я Барбара Рид, похоронный распорядитель. Вчера я говорила с вашим деверем.

Алан приходил поздно вечером, перед самым закрытием.

– Сегодня утром он оставил одежду для вашего мужа.

– Зовите меня Карен, – говорит Карен, пожимая ей руку. – А это Филлис Финнеган, моя свекровь.

– Здравствуйте, – говорит Барбара. – Очень сочувствую вашей утрате.

– Спасибо, – отвечает Филлис. Она вот-вот расплачется.

– А это, должно быть, ваши дети? – Барбара улыбается им. – Как вас зовут?

– Люк, – говорит Люк.

Молли молчит и, прячась за широкую мамину юбку, засовывает в рот большой палец.

– Извините, это Молли. Она иногда немного застенчива, – извиняется Карен. – Можешь поздороваться, Молли.

– Ничего, – говорит Барбара. – Конечно, такое событие несколько всех ошеломило.

– Можно мне пойти посмотреть на мол? – спрашивает Люк.

– Конечно, – разрешает Барбара. – Хочешь, я подниму занавес, чтобы было лучше видно?

– Да, пожалуйста.

– Только ничего не трогай, – предупреждает его Карен.

Пока сынишка отвлечен, Барбара продолжает.

– Тело вашего мужа доставили пару часов назад.

– Да.

– И я все приготовила, чтобы вы увидели его в одном из наших залов.

– Спасибо.

– Потом нам надо будет как-нибудь обсудить подробности похорон, но сейчас, пожалуй, не время.

– Я бы предпочла, чтобы рядом не было детей.

– Разумеется. Итак, – Барбара смотрит на всех по очереди и наклоняется к юбке Карен, чтобы поймать взгляд Молли, – насколько я понимаю, вы пришли повидать вашего папу.