Книга Гончие преисподней - Денис Чекалов

Пелатар ринулся к двери, ударился об нее всем телом, забыв, что она заперта, и продолжал отчаянно биться о дубовые створки, не понимая, что у него не достанет сил вышибить их.

Гонролд вскинул пистолет, дважды выстрелил в летающую тварь, но та, казалось, даже не ощутила боли.

Сарнмир тоже бежал к двери, но замешкался перед мраморным алтарем, споткнувшись о зеркало. Тварь настигла его, обхватила крыльями, и длинные когти глубоко вонзились в тело магистра.

– Выпустите! Ну кто-нибудь! – кричал Пелатар. Гонролд оттолкнул его, дважды выстрелил в замок, и они вывалились наружу, сбивая друг друга с ног. На мгновение Гонролд замер, обернувшись к банкиру. Тела, Сарнмира не было видно, огромные черные крылья обволокли его, словно кокон, и острый клюв твари раз за разом опускался на голову беззащитной жертвы.

Пелатар уже кубарем катился по лестнице, Гонролд поднял пистолет, намереваясь выстрелить в тварь, потом передумал и тоже ринулся к выходу.

Маргарита все так же стояла внизу, в широко раскрытых дверях. Гонролд кинулся было к ней, чтобы увести, но странное, пугающее выражение на ее лице остановило его.

Он замер, и его пронзил странный, необъяснимый ужас – куда больший, чем несколько мгновений назад, когда он увидел крылатую тварь, вылетевшую из каменной статуи.

Пелатар уже давно выбежал из особняка, Гонролд последовал за ним. Телохранители бежали по лестнице вверх – они не могли слышать выстрелов сквозь толстые стены, но вид перепуганного Пелатара заставил их броситься на помощь хозяину.

Гонролд добежал до автомобиля, протиснулся в раскрытую перед ним двецу и приказал ехать. Он смотрел назад, на исчезающий в ночной темноте дом, и ему казалось, что часть этой жуткой твари навсегда осталась в его душе.

ГЛАВА 13

Мне надо было узнать, кто из них обманывает меня – Маргарита или Алеганд. Руна телепортации перенесла нас с Френки к воротам кладбища Маегарда, в центре Миланда.

Пройдя несколько аллей и спустившись по узкой лестнице, мы оказались там, куда редко забредают туристы и откуда, если уж им не повезет оказаться здесь, они больше никогда не возвращаются.

Внизу темнела тяжелая дверь, такая большая, что казалась каменной. С нее взирал ангел, распростерший крылья над толпою людей.

Согласно Библии, его перья белы, как снег, но художник не мог выбирать цвета, потому посланник Господа был таким же черным, как и те, к кому он обращался.

Слов на барельефе не было, но я знал эту сцену из Апокалипсиса. В ней небесный глашатай предрекал горе и смерть всем живущим на земле.

Достойный конец Священного Писания.

Я поднял руку и дотронулся до замка перстнем, который носил на указательном пальце. Печать в форме пентаграммы вспыхнула, словно клеймо, и дверь медленно растворилась, не издав ни звука.

– Винченцо! – позвал я. – Винченцо!

В келье было темно, как в душе старика, разочаровавшегося в себе и в жизни. Я повторил имя снова, но ответом стало молчание.

– Думаешь, он здесь? – спросил я. Франсуаз поежилась.

Демон пламени, она ненавидит темноту и сырость.

– Винченцо живет здесь уже давно, – бросила девушка. – И почти не выходит.

– Да, – согласился я. – Тогда здесь открыли первый крематорий. Для стригоев это было святотатство. Церковь учила, что сжигать можно только еретиков. Праведных христиан следует хоронить в целости, чтобы потом они могли воскреснуть вместе с телами. Не хотел бы я, Френки, при этом присутствовать… В глазах вампиров кладбище осквернено. Вот почему один из них смог поселиться здесь, на освященной земле. Винченцо знает все, что происходит в Миланде, по крайней мере, о детях Тьмы. Какую бы тайну ни скрывала Маргарита, он должен слышать о ней.

Я сделал пару шагов вперед, и облачко пыли поднялось от занавеси, задетой моим плечом.

– Если все еще живет здесь, – заметил я. Темнота расступалась передо мной по мере того, как я привыкал к ней.

Потом я увидел Винченцо – сгорбленную фигуру, застывшую у дальней стены кельи. Он походил на вещь, оставленную здесь много лет назад и прикрытую старым, пропылившимся покрывалом.

– Жизнь – кара, которую Господь посылает нам, – прошелестел он. – А смерть – дверь к свободе.

Стригой медленно подходил к нам. Его голова была наклонена набок, шея вжималась в опущенные плечи. Тускло блестели медные глаза умертвия.

– Люди грешны, – продолжал он, – и, понимая это, выбирают страдание бытия, вместо того чтобы обрести покой загробного мира.

Серые пальцы вампира коснулись руки Франсуаз.

– Много веков назад я был свободен… Смерть отняла у меня душу, а вместе с ней и ответственность. Город стал моим охотничьим угодьем. Меня называли ночным ужасом Миланда…

Лицо, лишенное морщин, поднялось к девушке.

– Я был воплощением самых сокровенных страхов людей… И самым великим был страх обрести свободу. Потом я ожил…

Рука стригоя дернулась, потом бессильно опустилась. Он отвернулся.

– По мере того как смерть оставалась далеко позади, жизнь возвращалась. Обретая ее, я терял свободу. Теперь я всего лишь жалкая тень, вампир, прячущийся на дне кладбища Маегарда. Как же я хочу умереть снова…

Он повернулся и стал возвращаться во тьму – так же медленно, как и появился.

– Маргарита Сарнмир, – сказал я ему вслед. – Что ты о ней знаешь?

Стригой остановился. Резкий безумный смех вырвался из его груди.

– Зло, – прохрипел он. – Зло пожрало Сарнмиру, а вместе с нею и ее дочь. Древнее, страшное проклятие обрушилось на их головы. Теперь ничто, ничто не сможет освободить ее, кроме духа Боягорда… Но Боягорд спит, и горе тем, кто посмеет разбудить его.

Глаза вампира сверкнули, на мгновение став почти человеческими. Потом он опустил голову.

– Алеганд, – произнес я. – Как он с этим связан?

– Гроссмейстер? – Винченцо повел рукой, словно смахивая пыль с далекой, забытой полки. – Он, как и я, стал заложником жизни… Как оттянуть смерть – вот все, о чем думает старик. Безумец, он попытался переломить проклятие, но…

Голос стригоя стал затухать, пока не смолк.

– Что? – спросила Франсуаз.

Вампир шагнул в сторону, и пола его длинного одеяния сбросила на пол две массивные книги в кожаных переплетах. Они упали с тяжелым, протяжным стуком. Здесь, в полутемной келье, этот звук раскатился, как удар колокола.

Винченцо отшатнулся и еще глубже вжал голову в плечи.

– Нет, – вырвалось из его груди.

Он испугался, таким громким показался ему собственный голос. Следующие слова стригой произнес едва слышно: