Книга Невский романс - Ольга Свириденкова

* * *

— Ну, что у них там? — нетерпеливо спросил Юлий Карлович, как только Элеонора вернулась домой. — Тебе удалось склонить Вельского к покупке колье?

— Разумеется, через Адель. Так что будь спокоен: мы ни при чем! — Элеонора хитро улыбнулась. — Но я вижу, мой дорогой, ты жаждешь подробностей? Сейчас расскажу. Я приехала как раз в тот момент, когда они обсуждали покупку колье, и мне удалось кое-что подслушать за дверью. Как я и полагала, они уже умудрились промотать весь свой годовой доход. Жорж еще не успел расплатиться с прежними долгами, а уже наделал новых. И собирается занимать еще.

— Так сколько же у него долгов?

— Тысяч пятьдесят. Прибавь еще тридцать, и получится…

— Восемьдесят тысяч? Нет, для них это немного! Во всяком случае, разорением пока не пахнет.

— Да, но ведь они на этом не остановятся! Впрочем, дело не только в долгах. — Элеонора выразительно посмотрела на брата. — Жорж Вельский с одобрения своей любезной женушки, с которой я предварительно имела разговор, намерен снова попытать счастья в игре.

— Вот как? — воскликнул Юлий Карлович.

— Именно! — с самодовольной улыбкой подтвердила Элеонора. — И если в нужный момент подсадить к нему нашего виртуоза…

— Марасевича? — Юлий Карлович слегка нахмурился. — Ну, не знаю, не знаю. Тут нужно хорошенько подумать. Стоит ли овчинка выделки? На Марасевича невозможно полагаться до конца: шулер есть шулер. И потом, что как весь риск окажется напрасным? Ты уверена, что Вельский согласится выдать за меня дочку? В глазах этого чурбана я всего лишь небогатый и незнатный лифляндский барон, которого он почитает во всем ниже себя.

— Согласится, когда ему будет грозить банкротство. Тем более что Адель в тебе души не чает. Да и Полина, — Элеонора лукаво повела бровями, — вряд ли станет упрямиться. Я наблюдала за вами и могу с уверенностью сказать, что она определенно испытывает к тебе симпатию. И если перед ней станет выбор, выйти за тебя или погубить семью, она с готовностью согласится.

— Да, пожалуй… если не появится других кандидатов в благородные спасители.

— Ах, как ты все же наивен! Поверь мне, молодые люди сейчас охотятся за приданым. Или ты думаешь, что кому-то захочется выложить двести или триста тысяч за красивые глазки Полины?

Юлий Карлович усмехнулся:

— Сомнительно. Я бы, во всяком случае, не выложил.

— А будет выглядеть так, будто выложил! Ведь Вельским и в голову не придет, что никаких долгов ты за них платить не будешь — просто Марасевич отдаст тебе долговые расписки.

— Тысяч тридцать придется заплатить этому прохвосту: хоть он и влюблен в тебя, однако не согласится работать даром!

— Пустяки, ты быстро соберешь эти деньги за счет доходов с имения Полины. А имение, назначенное ей в приданое, кажется, превосходное. Если не ошибаюсь, около тысячи душ.

— Тысяча душ? — переспросил Юлий Карлович. — Звучит заманчиво. Я всегда мечтал сделаться землевладельцем.

— Вот ты и исполнишь свою мечту: разом приобретешь и имение, и красавицу жену, и связи с лучшими российскими семействами. И Полина еще будет считать себя обязанной тебе. Ведь в случае банкротства Жоржу пришлось бы пустить приданое дочери с молотка!

Брат с сестрой переглянулись и разом расхохотались, придя в восторг от своего замысла. За успех предприятия был провозглашен тост, после чего Юлий Карлович, поднялся с кресла и расправил плечи.

Перед его мысленным взором предстало лицо Полины. Нежная кожа с приятным румянцем на щеках, дивные небесные глаза, соблазнительный пухленький ротик. Затем он вспомнил ее белоснежные плечи, стройную талию, небольшую, но идеальной формы грудь. Потом образ Полины сменился другим женским образом, непохожим на первый, но не менее привлекательным. То была уже не хрупкая Флора, а женственная, аппетитная Венера… Статная блондинка с налитой грудью, роскошными волосами и чудными русалочьими глазами. «Да, они не похожи друг на друга, — мечтательно подумал Юлий Карлович, — но в этом-то как раз и заключается вся прелесть. Каждая красива своей, особенной красотой. И если их чередовать, новизна обладания может долго не притупляться».

Встряхнув головой, чтобы прогнать преждевременные мечтания, барон Вульф повернулся к сестре.

— Что ж, Ленора, решено: будем действовать по твоему плану. Но прежде я хочу задать тебе естественный вопрос. — Он посмотрел на нее пристальным, слегка ироничным взглядом. — Что ты желаешь получить от меня за свою помощь?

— Ежегодный пенсион в десять тысяч рублей, — без промедления ответила Элеонора. И, усмехнувшись, прибавила: — Я думаю, что мой план стоит большего, но, зная твою непомерную жадность, прошу хотя бы малость.

Юлий Карлович с минуту молчал.

— Хорошо, — наконец сказал он. — Ты получишь эти деньги. Если хочешь, завтра же поедем к нотариусу и составим договор.

— Разумеется, — с улыбкой ответила Элеонора. — Доверяй, но проверяй.

17

Приглашение на дворцовый праздник получил и Владимир. Говоря откровенно, он бы гораздо охотней остался дома, но из уважения к тетушке приходилось ехать. Софья Гавриловна настаивала, чтобы именно он представил государю своих кузин.

Сразу после приема Владимир с Александром собирались оставить Петербург. Вещи были уложены, дорожная карета стояла наготове. Путь лежал за границу: через Варшаву в Берлин и далее в Париж. Друзья хотели выехать уже давно, но их постоянно что-то задерживало. Сначала, после восстания, покинуть столицу было невозможно. Потом у двух кузин Владимира, Алины и Катрины, наметились женихи, пришлось списываться с родителями девиц и устраивать помолвки. Наконец вопрос с кузинами был решен, дорога на Польшу открыта, и причины для задержки исчезли.

В последние полтора месяца Владимир почти не выезжал из дома: ему наскучило слушать, как столичная знать на все лады клянет заговорщиков. В самом деле, повсюду — в кофейне ли, театре или в салоне какой-нибудь утонченной графини — разговор неминуемо затрагивал декабрьские события и сводился к нападкам на «шайку отпетых мерзавцев, замысливших погубить российское государство». Какими только эпитетами не награждали участников тайного общества! Их обзывали и чудовищами, и потерявшими разум глупцами, и «трусливыми негодяями, разбежавшимися при первых выстрелах верных правительству солдат».

Поначалу Владимир пытался осторожно защищать несчастных, но куда там! С ним тут же начинали ожесточенно спорить, что-то доказывать, переубеждать. Выходила одна потеря времени, и Владимир перестал бывать в обществе.

Мысленно он уже представлял себя в Париже, в миленькой старинной гостинице с видом на Лувр или Собор Парижской Богоматери. Или на балу в Гранд-опера, среди очаровательных парижских красавиц. Даже в дороге, в маленьком немецком трактирчике за кружкой горячего пунша и порцией ростбифа, ему было бы лучше, чем в опостылевшей столице этой спящей империи.