Книга Дж. - Джон Берджер

– Плывите! – крикнул я остальным, слетая вниз.

Поезд исчез под водой. Я выжил, но некоторые (из тех, кто составлял первое лицо множественного числа) утонули.

* * *

«Сегодняшние достижения в любой области – не что иное, как прошлые нелепицы».

Луиджи Бардзини,

«Коррьере делла Сера», 1910

Сегодня я хочу написать о событии, которое произошло в сентябре 1910 года.

Миланский аэроклуб объявил, что выплатит приз в три тысячи фунтов стерлингов тому, кто первым перелетит через Альпы. Жо Шавез, двадцатичетырехлетний француз перуанского происхождения, прославленный авиатор, дожидается хорошей погоды в Бриге, у Симплонского перевала в Швейцарии. Вместе с ним ждут и другие летчики, пожелавшие принять участие в соревновании.

По мнению пилотов, организаторы соревнования неудачно выбрали время: перелет через Альпы лучше совершать в июне или в июле. Вот уже пять дней авиаторы отправляются в пробные полеты, поднимаясь на высоту тысячи метров, и возвращаются в полотняные ангары на крохотной посадочной площадке под названием «Сибирь». Все жалуются, что на подходе к горному массиву самолет попадает в опасные воздушные потоки. Не жалуется только Уаймен, американец в пенсне. Впрочем, он всегда заявляет, что ко всему надо привыкнуть.

Несколько недель назад Шавез поднял самолет на рекордную высоту, хотя для перелета через Альпы так высоко забираться не требуется. Горы выглядят непреодолимой преградой. Перед ними припали к земле низенькие дома Брига. Кажется, что за горами ничего нет. Абсолютно не верится в то, что за перевалом – итальянский городок Домодоссола, хотя об этом напоминают и движение по симплонской трассе, и исторические свидетельства: именно здесь переходили Альпы армии Ганнибала и Наполеона. И все же человек, заключенный в пятиугольник своих чувств, в это не верит.

Луиджи Бардзини, известный итальянский журналист, писал в своем репортаже для газеты «Коррьере делла Сера» 23 сентября 1910 года:

«Сегодня утром, около десяти часов утра, из Симплона поступили неприятные известия: на северной стороне погода тихая, но в долине, где на склонах белеют заснеженные домики, будто камни, разбросанные лавиной, поднимается ветер. На перевале Моншера и в Италии условия прекрасные.

– Я очень хочу совершить перелет, – грустно сказал мне Шавез. – С итальянской стороны погода ясная.

Он телефонировал своему приятелю Кристьенсу, который проводил метеорологические наблюдения на Кульме.

– Нет, я сам посмотрю, – внезапно произнес Шавез. – Машина нужна.

Молодой американец предложил нам свой спортивный автомобиль, и мы быстро поднялись на гору. Мотор оглушительно ревел, на крутых виражах приходилось цепляться за сиденья, чтобы не вылететь из салона.

У самых высоких вершин, на высоте около трех тысяч метров, гнал облака сильный восточный ветер. Чуть ниже погода была отличной. Деревья не шелестели листвой. Дым костров из леса медленно поднимался к небу. Холода не чувствовалось, хотя на высоте тысячи трехсот метров все покрыто снегом…

Шавез огляделся, раздраженно скрипнул зубами, больше ничем не выдавая своей тревоги. Он с утра забыл побриться, взволнованный предстоящим знаменательным днем.

Говорил он мало.

– Который час? – спросил он и тут же воскликнул: – Пора. Если перелет не удастся, приземлюсь у симплонской богадельни. Туда-то уж я обязательно долечу.

Кристьенс сел в машину и что-то встревоженно сказал летчику.

– А ветер? – спросил Шавез.

– Ветер сильный, – ответил Кристьенс.

– Не пролететь?

– Нет.

– Скорость ветра?

– Пятнадцать, но усиливается.

В долине Круммбах раскачивались верхушки сосен, травы стелились под холодным ветром.

– Слишком ветрено, – вздохнул Шавез. – Вон, даже деревья качаются.

На склоне появился автомобиль – Луи Полан тоже отправился на разведку. Мы остановились, и Полан сообщил нам, что у Моншера условия благоприятные. Два авиатора принялись обсуждать возможные воздушные потоки.

– Ветер с Флечгорна, а там снег лежит.

– Вряд ли ветер переменится, – заметил Полан. – Возможны вихревые потоки. Если в них попадешь… – Он завершил предложение выразительным жестом.

Шавез и Полан взобрались на несколько сотен метров выше, к Хюбшгорну, и немного постояли там. Ветер чуть стих. Шавеза терзали сомнения.

– Давай до завтра подождем, – предложил Кристьенс.

– Нет, я полечу сегодня, – решительно возразил Шавез. – Поехали в Бриг…»

Главное – одеться, как положено. У него свои правила, проверенные неоднократно, он проделывает это привычно, не в первый раз. Все последующее будет знакомо, вот только он не властен ни над удачей, ни над встречей после посадки. Он надевает облегающий костюм из плотной рисовой бумаги – на такой бумаге выводили письмена китайские каллиграфы, – одобрительно рассматривает свои ноги. Он – прекрасный бегун, но перед забегом часто ощущал слабость в ногах, вот как сейчас. На самом деле это не слабость, а ожидание старта. Неожиданно он просит карандаш у механика в ангаре и выводит на икрах «Да здравствует Шавез!». Поверх бумажного одеяния он натягивает непромокаемый стеганый комбинезон на вате, пару свитеров и кожаную охотничью куртку.

Аэроплан осмотрели, распорки обмотали тряпьем, чтобы не обмерзали. Шавез, готовый к взлету, посмотрел на горы, такие близкие на фоне голубого неба, потом взглянул на зрителей, собравшихся на краю летного поля. Сюда он возвращаться не собирался, его ждала посадочная площадка в Домодоссоле.

– Вот, священника принесла нелегкая, – заметил он одному из механиков и помахал приятелям.

Он сидит в кабине, надежно пристегнут к креслу. Знакомо и оглушительно ревет мотор, и через шестьдесят ярдов аэроплан отрывается от земли.

Зрители видят, как аэроплан поднимается в воздух и с легкостью набирает высоту. До них доносится мерное гудение двигателя. Элегантно выгнутые крылья самолета напоминают зрителям о птицах – каждому о своей. Шавез приближается к перевалу. Внезапно аэроплан пропадает из виду, полностью скрываясь из поля зрения.

– Разбился! – кричит кто-то.

– В склон врезался, там, у сосен.

– Нет, он выше поднялся.

– Откуда ты знаешь?

– Смотрите, вот он!

– Где?

– Да вон же, примерно на середине леса!

Зрители снова замечают аэроплан. Теперь он не кажется птицей в небесах. На фоне сероватых сосен и сизого кремнистого склона самолет похож на мотылька, который не летит, а ползет по серому стеклу окна.

Шавез борется с ветром – аэроплан сносит к востоку – и с нарастающим ощущением нереальности происходящего: чем выше он поднимается, тем ниже оказывается, будто гора растет на глазах.