Книга Невеста желает знать - Сара Маклейн

Кросс вспомнил, как счастливо она улыбалась спаниелю, вспомнил выражение ее лица, и на сердце потеплело. Ему нравилось видеть ее улыбку. Ему нравилось в ней все.

Нравилась она.

Черт!

– Я позаботился об этом.

Чейз немного помолчал, прежде чем повторить:

– Ты позаботился.

Кросс сдержал порыв отвести глаза:

– Девушка приехала ко мне.

– Но мне неясны подробности.

– Тебе необязательно все знать.

Чейз насмешливо улыбнулся:

– И все же. Так получается, что я почти всегда знаю все.

– Но не это.

Их взгляды скрестились. Битва характеров…

– Похоже, – сдался Чейз.

– Надеюсь, ты воздержишься от разговора с Борном.

– Если только он не потребует, чтобы ты все сказал. И, кроме того, если я скажу Борну, вряд ли выиграю пари.

Ему следовало бы не думать о пари…

Но отзвук мягкого прикосновения Пиппы и ее странных слов, очевидно, свели его с ума, так же как ее.

– Каковы условия?

Чейз улыбнулся во весь рот:

– Сто фунтов на то, что она та женщина, которая избавит тебя от твоего проклятия.

«Его проклятие».

Кросс усилием воли заставил себя не реагировать на слова. На подначку.

– Не готов принять пари? – с издевкой спросил Чейз.

– Я не записываю условий пари в книге, – повторил Кросс. Каждое слово камнем летело в воздух.

Чейз ухмыльнулся, но ничего не ответил, только поднялся с грацией тигра.

– Жаль. А я-то думал быстро заработать сотню.

– Не знал, что тебе не хватает денег.

– Хватает. Но я люблю выигрывать.

Кросс не ответил, выжидая, когда партнер уйдет. Большая дверь красного дерева тихо закрылась – единственный знак, что Чейз вообще здесь был.

Только потом Кросс сообразил, что все это время задерживал дыхание.

«Ему стоило принять пари».

Чейз мог знать больше, чем другие, о тайнах лондонской элиты. Но один факт был неоспорим.

Кросс больше не дотронется до Филиппы Марбери.

Не мог дотронуться.

– Пиппа, пора примерить платье.

Слова маркизы Нидем и Долби, отчасти взволнованные, отчасти укоризненные, привлекли внимание Пиппы, наблюдавшей за снующими по магазинам Бонд-стрит хорошо одетыми людьми. Хотя Пиппе очень нравилась витрина мадам Эбер, позволявшая видеть лондонских аристократов, занятых своими делами, она не особенно любила модисток. Они, как и танцы, не были ее предпочтительным способом проводить время.

Но для подвенечных платьев модистки необходимы. И для приданого тоже.

Поэтому она и совершила самую длинную в истории покупки платьев поездку к модистке.

– Филиппа!

Пиппа отвернулась от группы мужчин, стоявших у входа в табачную лавку «Буше и Бабкок», и поспешила на резкий взволнованный оклик из примерочной:

– Посмотри на сестру!

Пиппа со вздохом раздвинула занавески, чувствуя себя так, словно шла на битву. Бархатные драпри не вернулись на свое место, когда она остановилась у входа, взирая на Оливию, изящную и миниатюрную, посреди возвышения в центре комнаты. На ней было самое прекрасное подвенечное платье на свете.

– Оливия! – ахнула Пиппа. – Ты…

– Великолепна! – воскликнула исполненная материнской гордости маркиза, хлопая в ладоши.

Оливия взбила юбки из прелестного кремового кружева и широко улыбнулась:

– Потрясающе, верно?

– Абсолютно, – согласилась Пиппа. В конце концов, это правда. Но она не устояла против искушения добавить: – Ты так скромна.

– О, чепуха, – отмахнулась Оливия и снова посмотрелась в зеркало. – Если не можешь сказать правду в задней комнате мадам Эбер, где же еще? Лавки модисток созданы для искренности и сплетен.

Модистка, признанная лучшей в Британии, взяла зажатую в губах булавку и заколола лиф платья, прежде чем подмигнуть Пиппе со своего места за плечом Оливии:

– Не могу не согласиться.

Оливия была не в силах оторвать глаз от своего отражения в одном из десятка зеркал, расставленных по комнате:

– Да. Идеально.

И это так и было. Правда, Оливия не нуждалась в дорогих платьях, чтобы казаться красивее. Самая младшая и хорошенькая из сестер Марбери, она могла бы нахлобучить мешок из-под овса из конюшни Нидем Мэнор и все же выглядеть куда прекраснее большинства женщин в их самые лучшие дни. Вне всяких сомнений, через две недели, когда Оливия и виконт Тотнем встанут перед алтарем в церкви Святого Георгия в присутствии всего лондонского общества, она будет самой неотразимой невестой.

Пиппа, разумеется, будет выглядеть весьма бледно в сравнении с сестрой.

– Леди Филиппа, Элис уже принесла платье.

Модистка отвлекла ее от печальных мыслей и взмахнула длинной рукой, украшенной алой подушечкой для булавок, в сторону молодой помощницы, стоявшей у высокой ширмы в дальнем конце комнаты с охапкой шелка и кружев в руках.

Подвенечное платье Филиппы.

Что-то дрогнуло внутри. Она заколебалась.

– Ну же, Пиппа, надень его.

Оливия повернулась к модистке:

– Оно совсем другое, надеюсь? Не хотелось бы, чтобы мы выходили замуж в одинаковых платьях.

Пиппа не сомневалась, что, будь платья похожи, как две капли воды, невест в день свадьбы различил бы всякий.

В то время как четырех старших сестер природа наградила пепельно-серыми прямыми волосами и кожей – либо красноватой (Виктория и Валери), либо слишком бледной (Пиппа и Пенелопа), и фигурами – либо слишком пухлыми (Пенелопа и Виктория), либо чересчур худыми (Пиппа и Валери), Оливия была само совершенство. Волосы ее, густые, блестящие и золотистые, переливались на солнце. Кожа была чистой и розовой, а фигура… идеальным сочетанием изгибов и стройности. Тело Оливии было словно создано для французских мод, и мадам Эбер сшила платье, долженствующее это доказать.

Но очень сомнительно, что модистка – лучшая в Лондоне или нет – сумеет сделать то же самое и для Пиппы.

На Пиппу стали надевать платье. Шорох ткани не давал сосредоточиться, пока молодая портниха возилась с застежками, завязками и пуговицами. Пиппа нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Жесткое кружево царапало кожу, шнуровка корсета угрожала ее задушить.

Она еще не видела себя в зеркале, но платье оказалось на редкость неудобным.

Закончив работу, Элис поманила Пиппу в примерочную, и на какой-то момент Пиппа задалась вопросом, что будет, если, вместо того чтобы стоять под критическими взглядами сестры, матери и лучшей модистки по эту сторону Ла-Манша, она выйдет черным ходом и улизнет из магазина?