Книга Самое время для новой жизни - Джонатан Троппер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В дверь постучали, вошла Элисон:
– Проснулся?
– Ага.
– Мы собираемся завтракать.
– Хороший план.
Я стащил одеяло и во второй раз за это утро поднялся с постели.
– Угомонился он?
– Наверное, сорвал голос, – предположила Элисон. – Это что, маска Дарта Вейдера?
– А? Ах да. Она самая.
Маска лежала на ночном столике. Элисон поглядела на меня вопросительно.
– Не знаю даже, зачем ее взял, – признался я. – Подумал, вдруг пригодится.
– Все может быть, – согласилась Элисон.
Вот как мы покормили Джека. Элисон приготовила омлет с кетчупом и жареным хлебом, мы положили его на тарелку и поместили в пакет с клапаном. Апельсиновый сок налили в пластиковую чашку со съемной крышкой, а кофе – в автокружку, тоже с крышкой, на которой было написано “Волшебный аквариум”, а сбоку нарисованы дельфины в прыжке. Все это поставили на поднос, мы с Чаком взяли его, потихоньку поднялись вверх по лестнице и прокрались на цыпочках к самому кабинету. Я нагнулся и заглянул в замочную скважину, надеясь, что ковер приглушит слабый стон половицы.
Наш пленник безостановочно ходил из угла в угол, как зверь в клетке. Джек подошел совсем близко к двери, и я видел его только частично – от колен до пояса, но и эта часть языком телодвижений красноречиво сообщала: он зол и готов на все. Левую руку я поднял, чтобы подать Чаку сигнал, а правой неслышно вставил ключ в замочную скважину. Сердце билось отчаянно, но я старался дышать ровно и не производить ни звука. Чак присел рядом на корточки и подался к двери. Когда Джек развернулся и направился в дальний угол комнаты, я махнул левой рукой, одним стремительным движением повернул ключ, распахнул дверь, при этом крепко держась за ручку. Чак тотчас швырнул в кабинет поднос, стоявшие на нем тарелки-чашки подскочили от удара об пол. Я успел увидеть, как Джек резко обернулся от неожиданности, глаза его под спутанной, засаленной светлой челкой сверкнули, в следующий миг он рванулся вперед, но я успел захлопнуть дверь и повернуть ключ. Дверная ручка вздрогнула в моей руке: Джек врезался в дверь в тот самый момент, как она захлопнулась. Ключ вылетел из замочной скважины и упал на пол.
– Бен! – заорал Джек, в отчаянии молотя в дверь кулаком. – Выпусти меня!
– Заткнись и наслаждайся завтраком, Джек, – любезно предложил Чак.
– Я вас упеку за решетку, так и знайте! Клянусь, вы заплатите за это! – Джек в последний раз оглушительно врезал по двери, а через минуту мы услышали, что он собирает с подноса еду.
– Как все прошло? – спросила Линдси, когда мы спустились в кухню.
– Без сучка без задоринки, – ответил Чак.
– Но он и впрямь обезумел, – сказал я, немало потрясенный неистовством Джека.
– У него ломка, – объяснил Чак. – Привык с утра взбодрить себя щепоткой-другой кокаинчика. Теперь паникует, думает, как достать.
– Паникует? – переспросила Элисон.
– Представь: просыпаешься ты утром и дышать можешь только вполсилы, получаешь только половину кислорода против обычного, – растолковал Чак.
– Действительно ощущение именно такое?
– По личному опыту сказать не могу, но в приемном отделении нарков повидал, они почти на все пойдут, лишь бы заполучить дозу. Такие выдумщики. Некоторые готовы отрезать себе ухо или загнать гвоздь в ладонь, только чтобы им прописали наркосодержащее обезболивающее.
– Боже ты мой, Чак, а можно обойтись без подробностей? – взмолилась Линдси.
– Да пожалуйста, – Чак впился зубами в английский маффин. – Я просто хотел вас подготовить.
– К чему?
– К тому, что самое интересное начнется, когда он перестанет сходить с ума.
– То есть?
– Пока еще у него не было времени подумать. Паника затуманивает мозг, – принялся объяснять Чак. – Как только Джек успокоится, оценит ситуацию, он начнет строить планы побега. – Чак проглотил кусок маффина и оглядел нас. – И вот тогда держитесь.
– Я еще в том возрасте, когда люди говорят “она пока не замужем”, – рассказывала Линдси спустя несколько часов.
Мы ехали в город на автомобиле Элисон, чтобы запастись пластиковыми кружками для Джека. Двухполосная дорога – асфальт со щебенкой – петляла по лесу километров двенадцать, а затем вливалась в 57-ю трассу – главную транспортную артерию, пролегающую через городок Кармелина.
– Тебе всего лишь тридцать, – ответил я.
– Знаю. Но пора, видимо, начать жить соответственно возрасту. Вернуться в школу, отставить свое сумасбродство. Может быть, сейчас еще и говорят: “Она пока не замужем”, но после тридцати в какой-то момент пересекаешь невидимую черту, и формулировка меняется: “Она уже не выйдет замуж”.
– Но тебя ведь волнуют не только семантические оттенки.
– Нет, – Линдси помолчала с минуту. Дохнула на стекло и принялась рисовать ногтем в туманном облачке, возникшем от ее дыхания. – Я хочу когда-нибудь завести семью, – добавила она тихо.
– Что тебя тревожит? – спросил я.
Рыхлый щебень под колесами забормотал скороговоркой, и мы выехали на трассу.
– Да ничего. Не знаю даже, – она запустила средний и безымянный пальцы в волосы таким знакомым движением, что к моему горлу подступил ком. – Нет у меня ни работы, ни семьи, я не знаю, куда идти дальше. Так хотелось избежать какого бы то ни было постоянства, и вот я ни с чем. А если другого постоянства, кроме его отсутствия, у меня и не будет?
– Да, тогда хреново дело.
– Ну спасибо за поддержку, – криво усмехнулась Линдси.
На обочине у столов, заваленных тыквами, сидел старик с трубкой в зубах, в клетчатой рубашке поверх толстовки с капюшоном. Деревянный знак за его спиной сообщал: “До Хэллоуина осталось 5 дней”. Я заметил, что пятерка нарисована на перекидной табличке, как на старых табло тех времен, когда мы играли в детской бейсбольной лиге.
– Да все мы ни с чем. – Я смотрел в зеркало заднего вида на удалявшегося старичка с тыквами.
– Нет, – возразила Линдси. – Ты пишешь, Джек стал известным актером, Чак – свят-свят – хирургом, Элисон – успешный юрист…
– Чак не может построить нормальных отношений, у Элисон тоже с мужчинами швах – она помешана на Джеке. О блестящих достижениях последнего мы все знаем. А я разведен, разочаровался в своей работе, и роман мой на той же стадии, что и три года назад, когда я женился. Вот теперь и я расстроен, спасибо тебе.
– Ты и не был особенно веселым, – улыбнулась Линдси.
– Думаю, есть одно препятствие тому, чтобы не менять свою жизнь: нельзя быть уверенным, что, бездействуя, ты тем самым ее не меняешь, – сказал я.
Улыбка Линдси померкла, стала грустной.